Я на ощупь переключил К-генератор на убойный режим, достал фонарик, прикрыл сбоку ладонью, повернул налево, включил, повернул направо, включил. Заметив в темноте движение, я перехватил К-генератор левой рукой, убрал фонарик и вытянул нож. На стоянке замелькали тени, началась большая резня. Пока я упокоил генератором обитателей двух шатров, мои бойцы растеклись по всему становищу.
Сами понимаете, перебить ножами незаметно и тихо полторы сотни врагов практически невозможно. Обязательно, что-то пойдёт не так. В этот раз так и случилось. Две трети монголов уже отправились к праотцам, когда поднялся шум, и подняли его… наши полоняне. Видать не поняли происходящего, или подумали невесть что. Но именно из толпы пленных раздался первый крик и потом гомон. Из шатров стали выскакивать монголы. Вот тут и пригодились полтора десятка луков, и опять пошёл в дело мой К-генератор.
Ошалевшие со сна полураздетые монголы десятками падали от стрел и мечей дружинников. Мой К-генератор тоже продолжал увеличивать счёт мёртвых карателей, но вот пропищал индикатор, что заряд весь вышел, и мне пришлось покрепче ухватить рукоять ножа.
Бой на расстоянии и ножом ощущается совсем по-разному. Ближний клинковый бой вызывает яростный кураж, поднимает со дна души древние инстинкты и напрочь отключает самосохранение. Вот и теперь в горячке ночного боя мне удалось воткнуть клинок в двух или трёх противников, и самому получить десяток ударов саблями и копьями, когда всё закончилось. Шум боя стих, осознание реальности вернулось, и, глядя на картину побоища, я едва сумел сдержать тошноту.
– Боярин Артур, – в потемневшей от пятен крови фигуре я узнал Бранибора. – Поганых всех посекли и побили. Наш верх! – Он говорил громко и возбуждённо, явно ещё не веря в то, что небольшой отряд русичей уничтожил полторы сотни непобедимых завоевателей.
– Добро, – я старался казаться спокойным, – Боярин распорядись, чтобы полоняне сохраняли порядок. Как бы, волю почуяв, люди бед не натворили. Надобно назначить средь них старост и десятских, выявить хворых и слабых, одеть тех, кто особо нуждается, и до утра в шатры поместить. Потом найти питщу и всех накормить.
Он кивнул и исчез в ночи. А у меня пошёл откат. Руки и ноги ослабели, начало подташнивать. Я присел на брошенное у костра седло и подкинул в огонь хворост. Тут меня чуток заколотило толи от холода, толи от избытка адреналина. Незаметно для себя я склонил голову и забылся под тихий треск костра и мерный шум голосов.
Очнулся я в рассветных сумерках, когда слабый свет открыл картину ночного боя. И первое, что бросилось в глаза – это волхв Рознег, распоряжающийся среди множества людей. Потом я обратил внимание, что среди шума и суеты возле меня будто кто-то прочертил невидимый круг, и ближе пяти метров никто не подходил. Конечно, сидя спать – последнее