«Как странно», – подумала Сьюзен. Она взяла календарь в руки и хотела повесить на место.
На обороте календаря она увидела свой портрет. На нём было всё: и утренняя нега, и солнце, и едва заметная милая улыбка…
Сьюзен тихо опустилась на стул, продолжая с восхищением и замиранием сердца смотреть на свой портрет. Потом она встала, подошла к Мартину и поцеловала его. Он открыл глаза и улыбнулся.
– Милый, это прекрасно, – проговорила Сьюзен.
– Ну вот, теперь ты видела мои рисунки, – сказал он.
– Просто волшебство какое-то. Как и, самое главное, когда ты успел написать мой портрет? – в недоумении спросила Сьюзен.
– В ту самую минуту, когда почувствовал себя самым счастливым человеком на свете, – ответил Мартин и нежно поцеловал ей руку.
– Никогда бы не подумала, что можно нарисовать таким красивым и одухотворённым спящего человека. Я ощущаю себя мадонной, глядя на свой собственный портрет.
– Это наше доброе утро и будущий счастливый день! – улыбнувшись, проговорил Мартин.
Он хотел сказать, что будет рисовать её всю жизнь, но в этот момент вспомнил о Марго – как говорил ей примерно такие же слова.
– Моя Вселенная – это ты, Сьюзен! Я очень люблю тебя! И мечтаю о том, чтобы мы всегда были вместе. Ещё мальчишкой я пробовал писать стихи, и даже вроде бы получалось. Когда-нибудь я обязательно напишу что-нибудь красивое для тебя и о тебе… – После этих слов он обнял и страстно поцеловал Сьюзен.
– Мартин, ты действительно очень хороший художник. Я думаю, что тебе обязательно нужно поехать на учёбу в Лондон.
Он смотрел на Сьюзен и думал о том, что она чувствует и понимает его даже лучше, чем он сам…
…Книжный магазин Lys Blanc («Белая лилия») открывался в девять, а кафе Soleil («Солнце») – в восемь. Мартин и Сьюзен спустились вниз и вышли не через магазин, а со стороны подъездов, где ещё оставался запах невысохшей краски, а под лестницей лежал сорванный плакат с яркой надписью: «Восстановительные работы». На улице было свежо. Утреннее солнце отражалось в зеркалах и окнах проезжающих мимо авто, из-за чего казалось, что сотни солнечных зайчиков перепрыгивали с одной машины на другую. Счастливый официант у входа в кафе широко улыбался, причём только тогда, когда наклонялся вперёд, радостно приветствуя прохожих, а когда выпрямлялся, то снова принимал невозмутимый вид. И почему-то он всё время поправлял бантикбабочку, который, словно настоящая живая бабочка, мог в любой момент вспорхнуть и улететь в неизвестном направлении. В этом кафе у них уже был «свой» столик – в уютном, почти домашнем, уголке. Возле бара на стене, похожей на театральный