На приёме у барона Юсиаса Седеръельма по случаю его отъезда в Петербург в качестве посла Райхель затеял с Бестужевым ссору, стал укорять его в том, что тот относится к нему неприязненно, и вызвал его на дуэль. Шведы помирили их, а вскоре Бестужев выехал в Петербург, чтобы присутствовать на русско-шведских переговорах с участием шведских эмиссаров Х. Седеркройца9 и барона Седеръельма. Шведским посланником в России в это время был барон Дитмар – по словам посла Испании при дворе Петра II герцога Я. де Лириа, человек неглупый и хороший, прекрасно владевший русским языком.
Михаил Петрович просил вице-канцлера А.И.Остермана10 «умилостивить» громогласного Бассевича, но очевидно «патрон», каковым его считал Бестужев, не смог помочь своему посланнику, ибо в дело вмешался «великодержавный властелин» князь А.Д.Меншиков. Как бы то ни было, 7 августа 1725 года на заседании Коллегии иностранных дел Андрей Иванович подал меморандум о том, чтобы в Стокгольм Бестужева не возвращать. Екатерина I, сочувствовавшая Бестужеву, была вынуждена под давлением голштинцев и светлейшего князя А.Д.Меншикова согласиться с этим.
Курляндец Э. Бирон в своё время погубил карьеру Бестужева-Рюмина-отца, главного наблюдающего при курляндской герцогине Анне Иоанновне, теперь голштинец Бассевич попытался «задвинуть» его сына Михаила, но – не удалось. Слишком мало было у российского кабинета министров способных и умных дипломатов, и Михаилу Петровичу сразу нашли применение в другом горячем деле. В это время снова обострилась курляндская проблема, и Бестужев вместе с Ягужинским был послан в Варшаву подальше от двора, где на него с большой неприязнью смотрел «великодержавный властелин».
В этот драматичный для русской дипломатии момент посол Англии С. Пойнтц и посол Франции Буфиль Гиацинт Т. Бранкас приступили к обработке Хорна. Президент канцелярии правительства попросил паузу: он сильно зависел в это время от голштинской партии, и ему нужно было заручиться поддержкой в правительстве и секретной комиссии. 25 октября 1726 года он доложил риксроду, что получил информацию о Ганноверском союзе, но якобы не знает, каковы его цели. «Мне неизвестно, приглашена ли в него Швеция или нет», – лицемерно сообщил он своим коллегам. Но если господам коллегам угодно знать, то ему, Хорну, кажется, что французы и англичане желают присоединения Швеции к союзу. Ежели договор окажется «невинным», т.е. неопасным для страны, то к нему можно было бы присоединиться. Ежели он вдруг окажется авантюрным, то шведам понадобится только сказать «нет», и вопрос будет исчерпан.
20 ноября 1725 года риксрод принял два знаменательных решения: с одной стороны, голштинская партия добилась того, чтобы поручить шведскому послу в Вене К. Г.Тессину11 провести переговоры о присоединении Австрии к шведско-русскому союзу; с другой стороны,