– Почему же?
– Подраться не дал с одним негодяем.
– Так он же был прав! Драться нельзя в общественном месте. Аморалочка.
Илья разозлился, вспомнив минувшее:
– Некоторых только так и учат. Сейчас бы боялся, а не хамил из подворотни, как пес шелудивый.
– Ого, Иваныч! Так у тебя есть враги?
– Скорее – мне неприятные люди.
Нарышкин посмотрел на него насмешливо.
Да и Илья Иванович после минутной вспышки уже находился в хорошем настроении.
Серега подумал – в селе хорошо, спокойно и просто дышится; мир кажется понятным и приятным; можно думать и не думать, вспоминать и не вспоминать… И интернет есть. Может, действительно переехать сюда и не боятся гастрита, жениться на первой красавице, детей завести да жить–поживать. Денег у него полные закрома…
Нарышкин краешком уха услышал легкие шаги на проходе. Скосив глаза, увидел белую фигуру девушки, двигающуюся в сторону сцены. Узнал в ней ведущую.
Белый цвет концертного платья был ярок, насыщен, подчеркивал подробности идеальной фигуры. И общее впечатление было такое, что мимо проходит жданная неожиданность.
Действительно, в полумраке передвигалось летучей походкой нечто легкое, прозрачное, даже зыбкое.
Ещё Серега разглядеть сумел нежно-матовое лицо и тут же понял, что девушка по-настоящему красива. На сцене она казалась неприступной королевой, а сейчас близкой, простой и понятной…
– Женя, – окликнул Алдакушев, – куда торопишься? Посиди с нами.
И произошло странное – девушка решительно повернула к ним. И поскольку на крайнем кресле к проходу сидел Илья, а рядом Сергей, она протиснулась мимо них и присела слева от столичного гостя.
– Позволь представить тебе, Сергей, первая красавица села, Евгения – правда, в своем возрасте.
Пожимая руку московскому гостю (он, кстати, привстал и склонил голову), девушка славно сказала:
– Ах, какие пустяки, Илья Иванович.
И Нарышкин поцеловал ей руку.
Ни тени смущения на лице девичьем.
Было что-то артистичное в её движениях. Ей было все равно – где сидеть, с кем. То, что Серега – московский гость, не добавило к нему интереса в её глазах. Она, немного прогнувшись вперед, общалась с Ильей Ивановичем.
Нарышкин решил напомнить о себе.
Суждены нам благие порывы…
– Это кто написал – Пушкин или Лермонтов? Я, знаете ли, всегда их путаю. Меня только что пытал ваш участковый инспектор на предмет – интеллигентный я человек или нет?
Ведущая сцены и цыганский барон прервали беседу и посмотрели на Сергея.
В этот момент он уже набело, окончательно рассмотрел девушку и пришел к выводу – да, удивительно хороша!
От неё благоухало духами приятными.
– Я все-таки больше люблю Пушкина, – без улыбки сказала Евгения. – Нет, серьезно!
Девушка