В кухне я нашла маму. Она была в своей голубой больничной форме, полностью скрадывающей ее изящную фигурку. В руке чашка кофе, а во второй, «Ньюсвик».8
Я смотрела на нее, и мне хотелось ей все рассказать. Хотелось рассказать, что мои подружки распускают несусветные сплетни. Хотелось рассказать, как я ненавижу эту школу, этот город. Хотелось рассказать о том, что Трэвор спер у меня дневник и теперь шантажирует этим. Хотелось спрятаться у нее на груди и почувствовать себя маленькой девочкой, забыться в заботе и ее воркующего голоса. Я так хотела этого, больше всего на свете. Плевать, что она узнает о существовании дневника и плевать, что я доверюсь ей больше, чем папе, но мне это не обходимо. Необходимо излить ей душу, потому что здесь живут злые, отвратительные люди. И если я останусь здесь еще немного, то стану похожей на них. Я уже становлюсь такой. Я хотела…
– Милая, все в порядке? – она посмотрела на меня поверх журнала.
Я моргнула, все еще силясь выдавить из себя накативший на меня поток возмущения и отчаяния.
– Да. – Выдавила я. – Все прекрасно.
Мама отложила журнал на стол и поставила туда же чашку.
– Уверена? Ты бледная.
Не удивлена. После жесткого прессинга, сердце едва справляется с перекачкой крови.
– Все хорошо.
Мама поманила меня рукой, и я подошла к столу, опускаясь на стул. Выдох получился жалобный.
– Что с тобой? Эти дни, ты не похожа на себя.
Я, как приведение. Затравленный зверек, мечущийся по клетке.
– У тебя проблемы в школе?
– Нет. – ДА. – Все нормально. Просто, школа новая и люди тоже. Я адаптируюсь.
Мама кивнула, но по глазам, я поняла, она мне не поверила.
– Хочешь, я сделаю тебе сэндвич?
– Нет. – Благодаря Трэвору, я, наконец, избавлюсь от лишних фунтов. – Ты уходишь на работу?
– Да, – она глянула на крохотные часики на запястье. – У меня смена через полчаса.
И это значит, что ужин пройдет без нее.
– А папа звонил?
– Да. Он задержится. Так, что ты и Шин, поужинаете без нас.
О, нет. Она же не серьезно?
– А папа не может отпроситься с работы?
– Ну, что ты как маленькая, Кристалл? – она нахмурилась, подхватывая чашку с кофе. – У папы работы много. А босс, та еще…
Задница, закончила я за нее.
– С тобой точно все в порядке? – мама коснулась моего лба. Гиппократ в ней не умер. – Иди, отдохни.
– Хорошо. – Я поднялась с места. – Это то, что мне нужно. – Поцеловав маму в щеку, я поднялась по лестнице, представляя продолжение порядком испорченного дня.
Я с Шином дома. Стук в дверь. Трэвор на пороге, со своей дрянной ухмылочкой… а тут я и с двустволкой. Ну, и кто теперь, злой? Бац! И его тело скатывается по лестнице, приземляясь на асфальте массивной лужей. Копы. Допрос. Камера. Суд… и мое семнадцатилетие празднуется среди отпетых уголовников, а напитки из толчка. Это тебе. О, мой подарок! А,