– ЧанА, – в голосе Раона прозвучало предупреждение, и ЧанА отдернула руки.
– Извини.
– Ничего. Можешь сварить кофе?
ЧанА исчезла из спальни, словно только и ждала этих слов. Раон полежал еще немного, размышляя над связью инстинкта и этой девчонки, которая за минуту привела его в состояние боевой готовности, просто оказав медицинскую помощь.
– Черт возьми, – пробормотал он и поплелся обратно в душ. За кофе спустился только через полчаса и тут вспомнил, что во дворе его ожидает Lexus.
– Сейчас вернусь, – крикнул Раон. – Обещания нужно выполнять.
ЧанА прислушалась к его шагам, следом хлопнула дверь. Раон вышел из дома. Она вновь прижала пакеты со льдом к горящим щекам и сидела так, пока он не вернулся. Потом быстро забросила лед обратно в морозилку.
– Идем, – Раон показался в двери. – Я обещал тебе песню. – Вгляделся внимательнее. – Что с тобой? Заболела?
– Нет, – ЧанА помотала головой. – У плиты стояла, жарко.
Раон перевел глаза на пустую панель, но промолчал.
Когда ЧанА появилась в холле, Раон уже сидел за роялем.
– Садись здесь, – он указал на стул у стены. – Там лучше всего звук, я проверял.
Раон пробежался пальцами по клавишам, разминаясь. Потом взглянул на ЧанА, сидевшую напротив с таким видом, будто он готовился запустить фейерверк. Усмехнулся и заиграл.
С первых же звуков ее пробрала дрожь, отдельные падающие ноты необратимо перерастали в мощную волну внутри нее, что-то сметая внутри, и на глаза навернулись слезы. Струны дрожали, ее сердце дрожало синхронно с ними. ЧанА сжала пальцы и замерла, практически не дыша. Раон запел.
Я слеп.
Пустой мой взгляд блуждает в сложном лабиринте слов.
Я глух.
Мой напряженный слух не различает звук твоих шагов.
Я нем.
Застывшими губами не смогу тебя позвать.
Во тьме бездонной обречен лишь ждать.
Взывать к Всевышнему, просить и умолять
Надежду дать.
«О Господи». На его голос будто был наложен эффект, он звучал так гулко, глубоко, отражаясь от всех поверхностей, чтобы вернуться к ней грозовым дождем во тьме, обжигающими искрами страха перед неизвестностью. Отчетливо выделялась хрипотца, будто ему кто-то подпевал. ЧанА почти наяву увидела бредущую во тьме веков фигуру, ощутила ее отчаяние и скорбь. Раон легко брал ноты и верхнего, и нижнего регистра, его голос переливался низкими бархатными оттенками, в следующее мгновение устремлялся вверх, звенел натянутой струной, готовой лопнуть от напряжения, и снова падал вниз, в бездну.
Ты пламя, мой восход в чернильной темноте.
Ты растопила вечный лед, всего лишь подав руку мне.
Свирепый