Шли годы, охотница умерла, чудодейственный наконечник возложили на ее могилу. А много-много лет спустя его обнаружил человек, в божественных дарах ничего не смысливший. Он понял только, что нашел ценную вещь, и, воротившись домой, вручил ее сыну, который – по воле случая или по замысловатому стечению обстоятельств – был тезкою законной владелицы наконечника.
Полагаю, минуло немало лет, и про наконечник с его хозяйкою благополучно забыли (а вместе с ними позабыли и о том, как обозначали могилы в прежние времена), однако гусиный бог по-прежнему благоденствовал. Именно он первым узнал наконечник. И ощутил потенциальную угрозу. Он-то надеялся, его обязательства умерли вместе с охотницей. Наделся, ее имя уникально, аналогов ему нет и не будет. Надежды не оправдались. Впрочем, опасность была невелика, но гусиный бог четко представлял, насколько катастрофическими могут оказаться последствия.
Новый владелец еще не осознавал, какая вещь попала ему в руки, – однако наконечник именовал не иначе как талисманом. Пожалуй, оптимальным решением было заполучить «талисман» обратно, убрать его с глаз долой и ждать, пока гусиный бог не изобретет способ избавиться от него.
Рассудив так, белый гусь явился к обладателю наконечника и потребовал его в качестве подношения. Отказать богу человек не смел, однако ему до боли не хотелось расставаться с лучшим оружием, которое по меньшей мере раз в сутки точно поражало цель. По иронии судьбы гусь обратился к человеку, когда тот собирался на охоту. Вспылив, он в сердцах швырнул наконечник богу.
Постепенно мороз и стужа отступили, ко мне возвратились люди. Охотники на оленей, пастухи разбили лагерь на болотистом участке между моим склоном и рекой, однако они говорили совсем на другом языке и именовали себя иначе – кальютами. Прежние народы питались олениной и рыбой, изредка – гусятиной, нынешние почитали гусей за священную птицу и, как следствие, не употребляли их мясо в пищу. Они и поведали мне историю о гусином боге и его противостоянии сокрушительной силе, им же порожденной.
Кальюты пользовались глиняными лампадами взамен привычных мне каменных. А еще у них водились металлические ножи. Пока я прозябал в одиночестве, стихийный лагерь у озера трансформировался в крохотное постоянное поселение. Странники, чей путь лежал на восток или на юг, свозили туда разные вещицы – найденные, выменянные, – зазывали иноземных гостей. Те, в свою очередь, сообщались с народами на крайнем востоке и юге, и постепенно озерный лагерь разросся до одного из ключевых центров в паутине связей, простиравшихся от севера на восток, к горам, и через юг к Горбатому морю. Лагерь