Через несколько минут перед Дмитрием Иосифовичем Боровичем появился поднос, на котором стояла тарелка. На ней в луже сырого яйца гордо возлежали шкурка от докторской колбасы и жопка огурца. Рядом с тарелкой стояла чашка со спитым чайным пакетиком.
– Эт че?! Ты совсем что ли? Как мужа кормишь? – удивленно и почему-то шёпотом спросил Дима. Низкий уровень звука, вероятно, был вызван чайником с кипятком в руках у Юлии.
– Ну как же, милый? Ты же у нас хозяин в доме, хорошо зарабатываешь. Холодильник заполнен продуктами. Ты посмотри, какое изобилие. Вот же. И яйцо – он же белок, и мясо диетическое на шкурке, и овощ какой-никакой. Весь в тебя, – голос Юли изливался сахарным сиропом, а в глазах метались черти.
– Юлёк, ты чего? – тело явно не успевало трезветь в такт с остатками мозга Дмитрия. Он упал с дивана. – Ну хорошо, я завтра на работу устроюсь. Меня Масловский давно редактором в программу зовёт, – наврало бывшее литературное дарование. – А хочешь, будем вместе книги писать?
– Не хочу, Димасик. Мы уже пробовали, ты забыл? Я буду писать, а ты ставить своё имя и иногда, по настроению, читать и наводить критику.
– Да потому что ты конъюнктурщица! – Дмитрий, так и стоя на четвереньках, перешёл на крик. – Пишешь всякий литературный доширак для самой широкой публики – от беременных пенсионерок до вахтёров-домохозяек!
– Иди посуду мой, гений! – чайник с кипятком в руках Юли дёргался всё сильнее.
– Смешные… – сказал вслух Антон Палыч, которого, конечно, никто не услышал, ибо… Чехов сидел на ветке дерева напротив окна Юлиной квартиры, качал ногой и думал, как подступиться к лохмотьям этой по-своему несчастливой семьи14.
Думал о своих первых посланнических опытах и не понимал, чем может помочь в нынешней ситуации. Предыдущие объекты – «русский Жюль Верн»15 и Ваксон16 были талантливы. Им имело смысл помогать. Нынешние подопечные не впечатляли – сумма кола и пятерки давала в среднем арифметическом посредственный результат. Цельная, по-своему талантливая, что подразумевало трудолюбие, и не растерявшая женской привлекательности пышка Юля, научившаяся зарабатывать на хлеб с икрой без масла в диетических соображениях, была благодатной почвой. Немного напрягали её усталость и ощущение безнадеги, но с этим можно работать. А вот похожий на размякшее и протухшее мороженое Дима не оставлял шансов. Чехов допускал на тысячную долю, что когда-то Дима был небезнадёжен, но считал непростительным, что подопечный опустился сам, не волею обстоятельств: нищета, болезни, войны, а по собственному почину, от лени, чрезмерной даже в категориях творческого человека на русский манер. Посему Чехонте не знал, что делать.
Тореадор на распутье.
Певец
– Берег наш священный Нила охраним мы нашей грудью, боги