– Андрюша, это твой папа?
Андрей изумленно посмотрел на меня так, словно видел впервые, и совершенно серьезно сказал, глядя ей в глаза:
– Да это мой папа. Он узурпатор.
Последнее слово он выговорил по слогам. Я покраснел и натянуто улыбнулся. Пограничница нахмурилась.
– Что это значит?
– Папа все время приказывает всем, что делать. Узурпатор, короче, – страдальчески вздохнув от глупости пограничницы, сообщил Андрей.
Я не знал, куда деваться, предчувствуя недоброе.
– Разрешение на выезд ребенка есть? – не глядя на меня, процедила пограничница. Я суетливо достал разрешения. Андрей скучливо ковырялся в носу.
– Андрюша, у тебя есть телефон? – вдруг спросила девушка. Андрей кивнул. – Позвони с него своей маме и дай мне трубку.
Последнее было сказано явно для меня. Я страдал и жался в угол. Сын спокойно достал айфон, который занял ровно половину его лица, когда он набирал номер. Ксюха, его мама, явно не спала, и быстро схватила телефон.
– Мама, с тобой тут хотят поговорить, – ровно сообщил он, оглядел форму девушки и добавил: – Тетя из милиции.
Я уже предчувствовал, что после этой фразы Ксюша близится к инфаркту. Пограничница взяла трубку, уточнила, отпускала ли бывшая жена со мной сына. Последний раз взглянула на меня и поставила нам в паспорта штампы на выезд.
Отойдя метров на пятьдесят, я остановился, присел на одно колено и посмотрел сыну в глаза.
– Андрей, а зачем ты сказал, что я узурпатор?
– Пап, ну ведь так и есть. Ты постоянно мне говоришь, что делать, я и делаю. Так ведь? – изумился сын.
– Так… – растерянно кивнул я.
– Ну вот! – победно сообщил Андрей. – Ты узурпатор, а я… – он явно не знал, кто он, – ну как его… А, во! Я твой раб!!! – радостно вспомнил он на весь аэропорт.
На нас оглянулись. Я встал и молча пошел дальше. За мной вприпрыжку скакал окончательно проснувшийся Андрей.
Проходя зал беспошлинной торговли, мы уперлись в рекламу каких-то женских духов с феромонами. Андрей долго читал по слогам это слово и вопросительно посмотрел на меня, дочитав.
– А это что такое, пап?
– Это чтоб мужчина, как бы… – я осекся. – Знаешь, я без понятия, что это, – сказал я, оттаскивая сына от рекламы.
С широко открытыми глазами
Ах, дороги вы мои, дороги. Вьетесь ниточками, пересекая мою жизнь, как макраме… Так бы, наверное, начал свое эссе писатель более опытный и умелый. Я давно обратил внимание, что чем более мои эссе тревожные, яростные и правдивые, тем меньше я получаю на них откликов и проклятий. А вот когда я пишу о смешном и легкомысленном – я вижу высокую, так сказать, социальную активность своих немногочисленных фанатов. Но вот сижу я сейчас и думаю, что хорошо я могу писать только