Один из стражников схватил Линн за плечо, намереваясь увести.
– Погоди, – сказал Маррон. – Ладно, так и быть, раз уж я такой добрый. Принесешь мне цемеллу – отпущу твоих братьев.
– Цимелла? Что это?
– Цемелла. Прочитай в книжке.
– Но господин Маррон…
– Вон.
– Но я ведь даже не представляю…
– Еще слово – и мальчишки останутся свиньями навсегда.
Подобрав юбки, Линн бросилась прочь.
Солнце клонилось к закату, когда Линн вышла из Марронова леса, и залило Беррин потоками нежного золотисто-розового света. Несмотря на владевшее ею отчаяние, Линн невольно остановилась. Ни разу не покидавшая пределов герцогства, Линн считала его самым прекрасным местом на свете. Никогда она не устанет любоваться этой красотой. Луга с сочной изумрудной травой перемежались золотыми полями, широкая медленная река синела, отражая небо, яркой лазурью с ним спорили крыши города и возвышавшегося над ним белоснежного замка. Временами вместе с восхищением Линн охватывал страх: ей вдруг начинала казаться безмерно хрупкой, эфемерной эта блистательная, совершенная красота. Словно вид был создан на холсте неведомым художником из самых чистых, самых сияющих красок.
Стремление во что бы то ни стало достойно держать себя и договориться с Марроном поддерживало силы Линн все то время, что она пробыла у разбойника, но теперь в нем не было нужды, и ее начало трясти. Она велела себе отойти как можно дальше, так, чтобы люди Маррона уже не могли ее видеть, но у моста через реку рухнула на землю.
Перед тем, как покинуть Марроновы владенья, она подошла посмотреть на свиней в отчаянной надежде, что разбойник обманул ее и они все-таки не были ее братьями. Но два огромных упитанных хряка с таким энтузиазмом бросились к ней и стали выделывать вокруг нее такие потешные коленца (которые смотрелись еще смешнее, учитывая их внушительные размеры), что у Линн не осталось сомнений: это и в самом деле Микки и Ру. Они весело похрюкивали, взрывали копытцами землю и легонько толкали Линн, приглашая поиграть. Несмотря на всю печаль, овладевшую ею при этом зрелище, она не смогла не улыбнуться. Потрепала свиней по холкам (кто из них был Микки? кто Ру?) и, наказав вести себя хорошо и помнить, кто они такие, отправилась прочь.
Примером благообразия и кротости Микки и Ру не были никогда, что верно то верно. И может быть, они заслужили свое наказание. Но они ее братья! И такими, как в последние годы – обозленными и беспечными, – они были не всегда. Линн еще помнила те дни, когда они играли с ней, защищали от уличных мальчишек, учили читать и писать. Линн всегда гордилась тем, что у нее есть старшие братья. Многие девочки ей завидовали. Как счастлива она была, когда, держа Микки и Ру за руки, вместе с ними шествовала на городской праздник, и они примеривали свои длинные шаги к ее семенящей походке. На площади они покупали ей игрушки и сахарные булочки, катались с нею на карусели, смотрели кукольные представления. Они называли ее «наша малышка», и она не могла не думать о том, что так