– Она причиняет боль.
Я посмотрел на зубчики этой красивой скребницы сверкающие, как серебро. Очень колкие и острые. Я начал тереть её о камни стены, чтобы немного затупить их. Когда зубцы затупились, я попробовал снова поскрести. Опять лошадь что-то не устраивало. Я разозлился. Наверно я хотел выместить на скребнице свой гнев, пробежал десять шагов вперёд и положил скребницу на каменную поилку. Найдя самый тяжёлый камень, смог поднять его с земли и начал очень быстро бить по скребнице. Я разбил вдребезги и смял эту красивую скребницу, прибывшую из Стамбула, вдобавок, которую жалел использовать Дадарух. Потом я бросил её внутрь поилки.
Когда мой папа каждое утро выходил из дома, то каждый раз заглядывал на конюшню, ходил туда-сюда. Однажды я опять остался в конюшне один. Хасан был в доме с нашей горничной Первиной. Когда мой папа заглянул в поилку и увидел внутри сломанную скребницу, он крикнул Дадаруху:
– Иди сюда!
У меня перехватило дыхание, не знаю почему, но я очень испугался. Дадарух растерялся, когда обнаружилась сломанная скребница. Отец спросил его, кто это сделал. Дадарух ответил:
– Не знаю.
Мой папа повернул глаза ко мне, ещё ничего не спрашивая.
Я сказал:
– Хасан.
– Хасан?
– Да, вчера, когда Дадарух спал, он зашёл в комнату. И взял из сундука. Потом разбил её на каменной поилке.
– Почему ты не сообщила Дадаруху?
– Он спал.
– Позови, я поговорю с ним.
Я прошёл через калитку ограды, побежал прямо к дому по затенённой дороге и позвал Хасана. Для него печальней новости не было. Он прибежал за мной. Мой папа был очень суров. Под его взглядом мы сильно испугались. Он сказал Хасану:
– Если солжёшь, то пеняй на себя!
– Я не солгу.
– Ладно, почему ты сломал эту скребницу?
Хасан растерянно посмотрел, остановившись глазами на предмете в руке Дадаруха. Потом, потрясая белобрысой головой, сказал:
– Я не ломал.
– А я говорю, что ты лжёшь.
– Я не ломал.
Папа сказал:
– Скажи правду, я не рассержусь. Ложь – это очень плохо. Хасан упрямо отрицал. Мой папа