– Я как вы, – отозвался Хрущев.
– А время было гадкое и нас зацепило: ты на Украине врагов крошил, я – здесь резал. – Берия пристально посмотрел на спутника.
– Было такое, – хмуро подтвердил Никита Сергеевич.
В бытность первым секретарем Украины он каждый день подписывал расстрельные списки, каждый день по его приказу сажали. Тогда-то и забарахлило сердечко, тогда-то и стал он пропускать лишнюю рюмку – а что было делать, не ты, так тебя!
– Мы-то с тобой каемся, а от умников от наших один ответ – правильно было! Действительно, что ль, так думают? Хер их поймешь!
– Мы знаем, как было, и они знают! – проговорил Никита Сергеевич.
– Сегодня ворчуны точно спать не будут, в постелях поелозят! – злорадствовал Берия. – Видал, как заерзали? Видал хари? Каганович? Молотов? Видал?
– Видал.
– Делают вид, что все вокруг виноваты, да только не они, а почитай их резолюции – чокнешься! Не просто писали: «Согласен» или «За», а «Утопить в блевотине!», «Прикончить, как взбесившуюся собаку!», «Перерезать горло!» Вот как выражались! А один, не буду называть фамилии, тот просто чиркал – «на х…!» А теперь сидят, рассуждают.
– Согласен с вами, Лаврентий Павлович.
– Какой я тебе Лаврентий Павлович! – запротестовал министр. – Мы с тобой сто лет на ты, забыл?
– Одно дело – тогда, а другое дело – сейчас, – невозмутимо ответил Хрущев.
– Не паясничай! С Молотовым так говори. А мы – друзья, понял?
– Понял!
– С хорьками держи ушки на макушке, не со мной!
– Молотов с Кагановичем существа непредсказуемые, – выговорил Никита Сергеевич.
– С виду пушистые, как кролики, а на самом деле – удавы! – определил Берия.
Собеседники обогнули Гранавитую палату и, оставив за спиной ожидающие машины, зашагали вдоль тротуара. Над Кремлем стемнело.
– Знаешь, сколько спорили, кого на партию? Молотов четыре раза к Егору ходил, Поспелова тянул, а я на тебе настоял.
Никита Сергеевич преданно заморгал:
– Спасибо, друг!
– Не за что!
– Честно говоря, я думал, что председателем Совета министров будешь ты.
– Сам знаешь, как непросто этот пост получить!
– С тобой было бы понятней, – округлил глаза Хрущев.
– Пусть пока Егор поработает.
Наткнувшись на бескрайнюю лужу, пешеходы остановились.
– В прошлый раз сюда угодил, – припомнил Лаврентий Павлович. – Глубокая!
Хрущев преодолел препятствие по бордюрному камню, а Лаврентий Павлович совершил длинную обходную петлю.
– Им хоть черт рогатый, только бы ни я! – с раздражением, что его не пропустили в премьеры, высказался маршал. – Но я не гордый, я подожду!
Лубянский маршал остановился и громко высморкался.
– Насморк замучил! – пряча платок, посетовал он. – Лечусь, лечусь, а все