Город любви 05. Андрей Юрьевич Ненароков

на плечо, сидел в подъезде пятиэтажки на улице Рабочей и смотрел через прицел на ближайший к нему БМП. Джавхаев не дослужил в Советской армии до дембеля полгода. Заехавший в воинскую часть дядя просто забрал его домой, и никто не стал искать дезертира из почти отделившейся республики. Время было веселое, и человеку с ружьем везде была открыта широкая дорога. Аслан поспешил вступить в одно из вооруженных формирований, а попросту, банду. Они ездили по республике на нескольких машинах и, угрожая автоматами, обирали тех русских, которые были побогаче. Но над такой привольной жизнью вскоре нависла опасность, и банда поспешила влиться в Ичкерийскую армию.

      На привокзальной площади послышались первые взрывы, и Джавхаев поспешил нажать на спусковой крючок. Выпущенная им кумулятивная граната прожгла борт ближайшей БМП и разорвалась внутри.

      – Горим, товарищ прапорщик! – крикнул Касаткин.

      – Сам вижу, что горим, – отозвался Ситников, до которого, впрочем, не совсем еще дошла непоправимость случившегося. – Немедленно всем покинуть БМП! – приказал он после секундной задержки.

      Большие люки в задней части боевой машины распахнулись, и отделение солдат начало выскакивать наружу. Иван прыгнул в неизвестность, но не успел сделать и трех шагов, как его настигла длинная автоматная очередь. Шесть пуль, одна за другой, на косую прошили его туловище от правого бедра до левого плеча. Он упал лицом на тонкий наст снега, покрывший асфальт, и его еще неостывшая кожа успела растопить непорочные белые снежинки. Касаткин уже не слышал разрывов нарастающего боя, не видел рассыпающихся со свистом метеорным дождем трассирующих пуль, его уже просто не существовало в вакханалии наступающего новогоднего вечера.

      – Ты что патроны зря расходуешь! – рыкнул Джавхаев на стрелявшего рядом молодого чеченца. – Смотри, как надо! – крикнул он, поднимая свой автомат. – Два, два, три, три, – принялся коротко отсчитывать Аслан.

      Из ствола его автомата как по заказу короткими очередями вылетало по две или три пули.

      Ситников покинул горящую БМП последним, поняв, что машину спасти не удастся. Большинство его бойцов лежали убитыми возле гусениц. Прапорщик кубарем выкатился из объятой пламенем боевой машины. Бушлат его дымился, источая вонь тлеющей ваты. Несколько пуль цокнуло об мерзлый грунт рядом с головой Ситникова. Увидев огневую точку в подъезде дома, прапорщик выпустил туда длинную автоматную очередь, и сразу со всех сторон в него полетели пули, но только одна из них впилась в ногу. Ситников дернулся, перевернулся на спину, чтобы затушить бушлат и затих. Сапог медленно заполнялся кровью, а он, лежал без движения и смотрел на изрыгающие огненные очереди этажи близлежащих домов. Прапорщик вдруг всем своим нутром осознал, в какую западню попала бригада, и ему стало до ужаса обидно, что захотелось завыть от безысходности. Он больше уже не стрелял, а едва заметно отполз в сторону от дымящейся БМП, решив, что для него этот бой уже закончен.