так мало участвовать в разговоре. Засим они двинулись дальше, беседуя на более отвлеченные темы, что, естественно, принесло князю большое облегчение; больше ему не приходилось теряться в поисках подходящих слов. Атмосфера, так сказать, очистилась; теперь можно было поговорить об их непосредственной задаче, о богатых возможностях Лондона в этом плане, о том, как приятно бродить по этому удивительному городу, о магазинах, о разнообразных интересных штучках, замеченных каждым из них в прошлом во время подобных блужданий. Каждый поражался обширным познаниям другого; особенно князя изумляло, насколько хорошо Шарлотта знает Лондон. Он сам гордился своими познаниями, гордился тем, что сплошь и рядом может подсказать кебмену дорогу – такая уж у него была причуда, вполне созвучная его англомании, отличавшейся, в конце концов, скорее протяженностью, нежели глубиной. Когда его спутница, вспоминая свои прошлые приезды и прошлые прогулки, говорила о таких местах, где он никогда не бывал, и о вещах, ему до сих пор неизвестных, князь отчасти чувствовал себя чуточку униженным. Он мог бы даже ощутить легкое раздражение, если бы все это не пробуждало в нем такого интереса. Шарлотта предстала перед ним в совершенно новом свете. Ее странное свойство чувствовать себя как дома в любой точке мира князь в свое время заметил еще в Риме, но оно, безусловно, проявилось ярче на более обширной лондонской сцене. Рим по сравнению с Лондоном – всего лишь деревушка, семейное сборище, старосветский спинет, на котором можно сыграть одной рукой. Когда они дошли до Мраморной арки, князю уже казалось, что она показывает ему какую-то новую, незнакомую сторону города, что существенно помогало «забавляться». Совсем нетрудно будет найти верный тон, вверяясь ее руководству.
Стоит им только заспорить, откровенно и беспристрастно, о шансах и направлениях, о цене и подлинности, и положение будет с блеском спасено. Тем не менее, как выяснилось, оба единодушно избегали лавок и магазинчиков, которые могли быть известны Мегги. Шарлотта сразу же напомнила об этом, как о чем-то само собой разумеющемся, заранее поставив условием: они не будут заходить ни в один из магазинов, где князь уже бывал когда-нибудь с Мегги.
Большой разницы это не составило: хотя князь в течение прошедшего месяца весьма часто сопровождал свою будущую жену в походах за покупками, цель этих походов составляли, как правило, отнюдь не antiquarii[11], как называл их князь заодно с Шарлоттой. Мегги попросту не было нужды покупать что-либо иначе, как на Бонд-стрит: следствие деятельности ее отца в этой отрасли торговли. Мистер Вервер, один из величайших в мире коллекционеров предметов искусства, не оставлял своей дочери случая ходить одной по антикварным лавкам; он редко имел дело с магазинами, чаще приобретал произведения искусства частным порядком, получая их издалека. Великие люди по всей Европе искали знакомства с ним; никто не знал, сколько высокопоставленных, невероятно высокопоставленных лиц в обстановке строжайшей секретности, как водится
