Грета изо всех сил старается сохранить бесстрастное выражение лица. Не хочет, чтобы он увидел, как сильно ужалили ее его слова. Она в каком-то смысле давно махнула на него рукой, приняла тот факт, что он не слишком считается с ее мечтами. Но мама считалась. И Грете было довольно этого.
– Сам не знаешь, о чем говоришь.
– Она была самым большим твоим фанатом, – продолжает он, и взгляд у него неожиданно становится совершенно отсутствующим. – Но она волновалась за тебя. Беспокоилась, что ты одна, что так много ездишь по свету, что пытаешься удержаться на плаву, работая в очень нестабильной индустрии. Может, ей удавалось скрывать это лучше, чем мне, но страх за тебя присущ – был присущ – не только мне, но и ей тоже.
Грета сидит совершенно неподвижно и позволяет его словам пройти мимо ее сознания. Спустя несколько секунд Конрад наклоняется к ней, и его взгляд становится другим.
– Прости, – произносит он, – я не хотел…
– Все хорошо.
Песня заканчивается, и посетители ресторана вяло аплодируют. Конрад откашливается:
– Без нее нам не слишком-то хорошо, да?
– Да, – соглашается она, – не слишком.
– И чем дальше, тем тяжелее.
Она кивает, удивляясь, как быстро на ее глаза наворачиваются слезы. Но он прав: теперь им приходится труднее.
– Но я рад, что ты поехала в это путешествие, – говорит он, и, сама того не желая, Грета смеется. Конрад наклоняет голову: – Что такое?
– А я только что подумала, что не стоило мне ехать.
– Ну, – пожимает он плечами, – я рад, что ты сделала это.
– Правда? – спрашивает она, внимательно глядя на него, но тут к столу возвращаются Фостеры и Блумы, смеющиеся, полные впечатлений о своих приключениях на танцполе, и официант приносит салаты, и небо за окном, темнея, приобретает другой оттенок, и теплоход плывет в ночи, и только потом Грета осознает, что он так и не ответил на ее вопрос.
Глава 5
После ужина Грета идет к себе в каюту и усаживается по-турецки на кровать, гитара лежит у нее на коленях. Остальные пошли попытать счастья в казино, но под конец такого дня ей не хочется иметь дело с шумными игровыми автоматами.
Зажав в губах медиатор, она наигрывает на старом деревянном «мартине». Грета редко путешествует с ним; он больше, чем компактные электрические гитары, с которыми она обычно выступает. Но эта гитара у нее уже целую вечность, и ей хорошо с ней, как с потрепанной книгой, зачитанной и любимой. Она купила ее, когда училась в колледже, накопив чаевые, полученные во время работы официанткой в местном «Олив гарден», и каждая корзиночка с сухариками приближала ее к цели. И хотя сейчас у нее есть буквально дюжины гитар – большей частью изящных, и элегантных, и сверкающих, и мощных, – Грета до сих пор часто играет на этой, и каждая взятая на ней нота отдается воспоминаниями.
Она берет одинокий аккорд, и звук у него яркий, как свет спички в небольшом пространстве хижины. Затем следуют еще аккорды, и она понимает, что играет начало «Астрономии». Грета резко поднимает руки,