Они разговаривали тогда в последний раз. Весь остаток дня он избегал ее, а к тому времени, как на следующее утро объявился Люк, уставший от длинного перелета, Джейсон уже улетел в Нью-Йорк.
Грета кладет телефон, потом снова берет его. В Огайо седьмой час вечера, а это значит, что ее брат сейчас с детьми. Она начинает набирать его номер, но затем вспоминает, что связь в море ограничена, и вместо этого печатает сообщение: «SOS. Двенадцать часов прошли. Миллион остался».
Его ответ приходит через несколько секунд: «Четверо из нас пяти с ангиной. Хочешь поменяться?»
Грета пишет: «Трудно быть любимчиком». Она говорит так каждый раз, когда он жалуется на свою жизнь, на ту самую жизнь, какую папа так отчаянно хочет для нее. Но она не слишком сочувствует брату, потому что, честно говоря, ангина лишь немного хуже той ситуации, в которой она оказалась.
Приходит еще одно сообщение: «Как папа?» – «Как обычно». – «Я рад, что ты с ним». – «Я тоже», – пишет Грета, но тут же удаляет написанное. Дело в том, что она рада, что папа не один, но подозревает, что им обоим хотелось бы, чтобы на ее месте был другой человек. «Надеюсь вы, ребята, скоро поправитесь», – пишет она.
Он заканчивает переписку пожеланием «Bon voyage!» Грета спускает ноги с кровати. Она несколько минут сидит в темноте, прислушиваясь к звукам теплохода, а затем берет гитару, надеясь, что соседи уже спят.
Она начинает играть, очень тихо, ее пальцы быстро перебирают струны. Когда она была моложе, ее учителя все время пытались добиться от нее, чтобы она следовала мелодии, она же отклонялась от курса, не осознавая при этом, что для нее весь смысл заключался как раз в экспериментировании. И даже теперь критики часто спорят о том, к какому направлению можно отнести ее музыку: к инди, року, попу или фолку. По правде говоря, в ее музыке есть всего по чуть-чуть и в то же время нет ничего похожего на это. Она играет нечто свое.
Ее веки снова становятся тяжелыми. «Колыбельная», – думает она, прижимая ладонь к все еще вибрирующим струнам, и мелодия заканчивается протяжным глухим звуком. Грета осторожно убирает гитару в футляр и заползает под одеяло.
Когда она снова просыпается, часы показывают 9:21 утра. Грета должна была встретиться с папой в одном из ресторанов двадцать минут тому назад. Она собирает волосы в небрежный пучок на макушке и торопливо одевается – натягивает легинсы, черные ботинки и джинсовую куртку поверх майки с изображением Pink Floyd, в которой спала. Прежде чем покинуть каюту, она по привычке хватает солнцезащитные очки и, выходя в коридор, надевает их.
Она едет на лифте с парой стариков, таких древних, что им приходится держаться за золотой поручень. Женщина – маленькая и сгорбленная, с коричневой кожей и глубокими морщинами, с хилым ореолом серебристых волос – смотрит на Грету тяжелым взглядом, а затем пальцем показывает на ее лицо.
– Ты очень бледная, – хмуро говорит она.
Грета кивает, потому что так оно и есть. Она пошла в мать, чьи родители