– Но… – Сердце Жозефины бьется сильнее. – Я не могу думать о себе так, как раньше. – Ей нужно высказать вслух мысли, проносящиеся в голове. – У меня такое чувство… я словно оторвана от себя прежней. Это была не я.
Эрик хмурится, пережевывая хлеб.
– Как будто стерлась моя личность, – продолжает Жозефина. – И теперь я стала другой.
– О, да ладно. Ты такая же, какой была всегда. – Эрик перестает жевать.
– Нет, я не такая! – Жозефина смаргивает слезы. – Я не такая, – повторяет она шепотом.
– Жозефина, – тихо говорит Изабель. – Твоя мать и твой отец любили друг друга. Это все, что тебе нужно знать.
– Нет! Как ты можешь говорить такое? Он был бошем!
– Пожалуйста! Не употребляй это слово. Надеюсь, ты не произносила его при своей матери. – Изабель колеблется. – Что именно рассказала тебе мать?
Жозефина чувствует, как жар приливает к щекам.
– Немного, – бормочет она, намереваясь признаться в том, что сбежала, прежде чем дать матери шанс что-либо объяснить.
Но тут вмешивается Эрик.
– Послушайте, – авторитетно заявляет он. – Давайте не будем спорить. Вероятно, для Жозефины было потрясением узнать о том, что ее отец был бо… немцем. Но это не меняет того, кто ты есть, Жозефина. – Он улыбается ей, включая все свое обаяние. – Не позволяй этим мыслям испортить тебе время, проведенное здесь. – Он протягивает ей сырную тарелку. – Бри очень вкусный.
Жозефина отрицательно качает головой, проглатывая стоящий в горле ком, и поворачивается к Изабель.
– Ты знаешь, чем он здесь занимался? Какова была его роль?
– Разве твоя мать не говорила тебе? Он был переводчиком.
– Переводчиком? – Звучит не так зловеще, даже вполне обыденно, и Жозефину захлестывает волна облегчения.
Изабель сжимает ее плечо:
– Пожалуйста, не расстраивайся, Жозефина. Он не был плохим человеком. – Изабель встает из-за стола и, наклоняясь, обнимает ее. – Моя бедная маленькая девочка. Тебе стало бы легче, если бы я рассказала все, что знаю о твоем отце? Если бы мы поговорили о нем? О том времени? Обо всех нас?
– Да. – Слезы текут по щекам Жозефины. Слезы облегчения и благодарности. – Да. – Это то, чего она хочет. Ей нужно знать, кем на самом деле был ее отец. И кем на самом деле была ее мать.
Часть вторая. 1944
Глава 7
Париж, апрель 1944 года
Элиз
Париж притих. Боши не пищали клаксонами так, как привыкли парижане. Их черные автомобили ездили быстро и бесшумно и, подобно катафалкам, возвещали о смерти. Передвигаясь пешком, они не прогуливались, но расхаживали с важным видом, и эхо подкованных сапог разносилось по пустынным улицам. Париж больше не был Парижем. Теперь это был оккупированный город, и даже здания, казалось, затаили дыхание в ожидании. Не стало ни цветов на балконах, ни легкого смеха, ни музыки на улицах. Немецкие солдаты, базирующиеся в городе, скорее всего даже не