Не прощаюсь. Оставляю машину и подхожу к дому, открываю дверь касанием чипа. Руку словно магнитит – так всегда, приятное ощущение; замки отходят в сторону. В коридоре ожидает Миринда – принимает пальто и говорит:
– С возвращением, мисс Голдман. Ваш ужин у вас в комнате.
– Почему не накрыла на кухне? – спрашиваю без интереса и скидываю обувь.
– Ваша мать желала, чтобы вы ели сегодня у себя.
Голос служанки дрожит, и этот страх разжигает во мне искреннюю злобу (нужно поработать над этим моментом). Необоснованной боязнью (мало того что эмоцией, так ещё и настолько низменной, примитивной, отрицательной) Миринда распространяет заразу среди южан, среди недостойных жить в нашем идеальном мире людей, она показывает – смотрите, я боюсь, я дрожу, я не уважаю себя, у меня есть чувства, есть рабская природа. При повороте худого тела на плече у неё отливает кобальтовый отёк; лампа подле дверей освещает божественным нимбом женщину, что поднимает брошенные ботинки и аккуратно ставит их перед ковриком. Или боязнь обоснована? Кто приложил к ней руку? Не видела, чтобы Голдман – даже в самые критические ситуации – выбивали дурь из слуг.
– А я желаю, чтобы она оставила свой террор и пропала вместе с золотой дочуркой, – усмехаюсь я, снимая маску, и отправляюсь в ванную комнату. – Как видишь, не всем желаниям суждено сбыться.
– Ваш ужин перенести на кухню? – неуверенно спрашивает Миринда.
– Упаси! Люблю есть одна: тогда никто и никак не посмеет своим внешним видом докучать мне и мешать овощам усваиваться. Ты слышала, что дурные компании пагубно сказываются на пищеварении? Мне кажется, поэтому я не чувствую насыщения в перерывы Академии – змея Ирис выпивает всю энергию.
– Значит, еду оставить в спальне? – уточняет служанка.
– Ты издеваешься? Это значит: убирайся и подумай над сказанным мной самостоятельно!
Захлопываю дверь, оставляя растерянное лицо по другую сторону, и направляюсь смыть с себя уличную грязь, окружившие город заводские выхлопы. Закрываю глаза – вода приятно бежит по лицу. Бумажное полотенце скатывается в сырых руках – на нём остаются черные отметины. Что это? Роняю полотенце в раковину и выставляю ладони перед лицом – чернила струятся по коже подобно выпирающим венам. Что это? Перевожу взгляд в зеркало и обратно на руки – смоляные нити пропадают. Да что это было?
Может, потому что…
Неважно.
Не думай об этом, Карамель, просто сделай завтра так, как полагается, как прописано в Своде Правил, как регулирует Новый Мир. Ступай. Ты знаешь причину ошибки.
Покидаю ванную и бегу на второй этаж. Родители – их голоса слышно – сидят на кухне, о чём-то беседуют. Правило «никаких разговоров о работе за столом» существует, но не действует. Мне тошно слушать о проблемах, которые валятся в Палате Социума на отцовские – и ещё десяток таких же уважающих северян – плечи по