Сирикоро мрачно смотрел, как высокомерный молодой японец удаляется в лес в сопровождении айнов. Потом старейшина вернулся в дом и уселся за низкий столик. Жена поняла, налила в японскую белую чашку рисовой водки, подала палочки икуниси. Старейшина пробормотал молитвы, макнул икуниси в сакэ и смахнул капли в сторону, макнул ещё раз – смахнул в другую, и так на четыре стороны. Просил айн хозяев земли, гор, воды и неба поберечь японского юношу и не наказывать за невежливость. Закончив ритуал, Сирикоро, придержав усы палочкой, выпил сакэ.
– Вот так, – произнёс он, обращаясь к старшей дочери, не смевшей поднять голову за ткацким станком. – А ты сиди себе, девка. Не ровня. Тебе он не ровня, поняла? Ты – дочь старейшины, а он всего лишь японец.
Над влажной, блестящей тайгой вставало солнце, и чудился в солнечном диске гордый лик Турешмат. «Больше сюда экспедицию не пошлют, – думал Шима, шагая по чуть заметной тропинке следом за айнами. – Даже если пошлют – не приду сюда. Отдадут её замуж, и нечего смотреть. И жить она будет не здесь, а в другом котане. Детей нарожает…» Не хотел Шима думать об айнской девушке, но мысли о ней упрямо лезли в голову, не отогнать. «Отдадут замуж, нарожает…» Ревность, играя, хватала парня за сердце, и болело оно куда сильней, чем отбитый бок.
* * *
Пасмурный ноябрьский день свободно гулял по лесу холодным ветром, обдирал последнюю листву, обтрясал хвою с рыжих лиственниц. В воздухе порхали сиротливые мелкие снежинки. В котане царило оживление. Хаттори Кичиро придирчиво рассматривал соболиные шкурки – жемчужные, сапфировые, серебристые, вертя их на все лады. Его помощники деловито рылись в мехах, разложенных айнами на брёвнах. Хаттори отыскал в бледно-розовой шкурке чуть заметную потёртость, отложил и взял другую, цвета кофе с молоком. Эту портила проседь. Более ценные тёмные шкурки тоже были, но мех казался грубоватым.
Лучшие меха перекупщики разбирают ещё весной, чтобы выставить на сезонные аукционы. Хаттори решил за бесценок забрать у айнов остатки с предыдущих торгов и предложить в Штатах на декабрьском пушном аукционе. Цены будут совсем не те, что весной, но без навара всё равно не останешься.
– Одно позорище! В русских городах бездомные кошки – и те роскошней. Хоромы свои подметай ими, – Хаттори брезгливо отодвинул шкурки прочь.
Сирикоро покосился на ружья, разложенные японцами на бревне рядом с пушниной. В ящике покоились боеприпасы, необходимые охотникам. На другом бревне лежали топоры с американскими клеймами, прочные неводы, упаковки с табаком, изящные деревянные гребни и дешёвая бижутерия. Невдалеке топтались привязанные плотные лошадки с мохнатыми бабками,