– Доиграетесь вы, тётушки, со своей магией…
– А, пусть поговорит. От толчёного мела ещё никто не помирал: я ж, хоть и бывший, но всё-таки врач. Nolite nocere – не навреди! Ну, всё готово – садимся!
Дамы чинно уселись за кухонный стол и разлили шампанское:
– Ну, что, кормилец вы наш! За вас, Владимир Ильич! – края хрустальных фужеров легко коснулись стенок банки, издав мелодичный звон.
– Парнишка этот, Павлик – до чего приятный мальчик, – умилялась Эмма Марковна.
– Мальчик-то, может, и приятный, вот только ничего хорошего его не ждёт: своими руками судьбу себе выбрал, а этой щучке палец в рот не клади: по локоть руку оттяпает! Слыхала, как она верещала? Ей не парень нужен, а квартира в Перми да денег полный карман. Изъест она его, источит, как ржавчина…
– Роза! – Эмма Марковна с укоризной глянула на сестру. – Так если ты всё знала, что ж не остановила его, не отговорила?
– Ну, во-первых, инстинкт половой не заменишь головой, а, во-вторых, откуда ж я знала, кого он привораживать-то собрался! Поняла-то уж тогда, когда эта…– Розалия Марковна скривилась, – …со скандалом прибежала. Выходит: за что парень боролся, на то и напоролся… Ну, да у каждого – своя судьба! Попомни мои слова: не будет у них жизни! Давай выпьем ещё – за Пашино здоровье… – сёстры чокнулись и отхлебнули по глоточку.
– Нет, ну а эта-то – красота писаная, – захихикала Эммочка, которой шампанское уже ударило в голову, – пошла за шерстью, а вернулась стриженая.
– Точно! – поддержала сестру Розалия Марковна. – Ставила капкан на бобра, а попался ёж – из него воротника не сошьёшь!
– Недаром говорят: не рой другому яму!..
– В самую точку! Кстати, а ты никогда не замечала, как сильно обижаются люди, упавшие в яму, которую вырыли сами?
− Это ты сама придумала? − восхитилась Эммочка.
− По радио услышала, − отмахнулась Розалия Марковна.
* * *
Женьке кое-как удалось закончить колледж – хорошо, преподаватели проявляли единодушное сочувствие к беременной выпускнице.
Больница, тяжёлые роды, а потом – послеродовая депрессия. Не хотелось ничего! Пашка со своим благородством конкретно бесил: утром, до работы, бегал на молочную кухню, вечером стирал пелёнки, гладил, готовил еду – ей назавтра. По выходным делал уборку и гонял на оптушку за продуктами.
Ну, хоть бы раз повёл себя, как мужик: стукнул по столу, хлопнул дверью! Не-е-ет! Только: Женя-Женечка-Женёчек! Ох, как она его ненавидела: каждый вечер ждала, что вот сегодня он, наконец, не вернётся – пропадёт без вести. Ведь другие же пропадают…
Как же её достала жизнь с ненавистным мужем на съёмной квартире и вечное безденежье: только на оплату жилья уходило не меньше десятки.
Когда стало совсем невыносимо – вернулись домой, в Прикамск. Всё ж экономия: не надо платить за съёмное жильё. У Пашкиных родителей – свой дом. Всё полегче!
Но и дома жизни не получилось. Пашкина