– Его воплощённая мечта, наверняка, спортивная. Эх, знал бы двойник, поспешил бы делать рекорды.
От этого безумия у Стаськи загудело в голове, она потрогала пышущий лоб кончиками пальцев, ощутив бороздки продольных морщин, и ей стало совсем худо. К горлу подкатила тошнота, разум заволокло вязким туманом, и она стала валиться назад. Так и упала бы в обмороке (или это смерть так приходит?), если бы парни не вскочили и не поддержали её с двух сторон. Инна вообще уткнулась носом ей в живот и рыдала уже в голос. На груди, у са́мой шеи, жгло огнём. Она инстинктивно вскинула руку, прижав боль, и ощутила в ладони… что-то… скомкала в кулак. И тут откуда-то из небытия в последнем проблеске сознания возникло смущённое лицо Неко, подарившей ей расшитый бисером конвертик с заговорённой землёй, который она носила просто так, в память о чудской деревне и милых гостеприимных людях. Пересохшие губы еле слышно прошептали:
– Обереги́, чудь-матушка, чудь-батюшка…
Пентаграмма на столе вспыхнула, и Стаська провалилась в чёрную пропасть.
***
Ян гладил её по лицу и улыбался. Она хотела спросить его, как он здесь очутился, но губы не слушались и просыпаться не хотелось. Откуда-то со стороны донёсся вскрик нефора. Невидимой острой иглой он проткнул воздушную подушку, запечатавшую сознание, и сквозь шипение к ней пробился смысл сказанного:
– Чего ты жеманишься! Надавай ей по щекам!
Совет отнюдь её не обрадовал, но привёл в чувство и заставил воинственно насторожиться.
– Тебе лишь бы надавать! – беззлобно пробормотал голос Артёма. Значит, не Ян?
Рука сползла на её плечо и легонько тряхнула. Стаська открыла глаза.
– Ага! – возликовал Колян, чем-то шурша и звякая. – А я что говорил! Очнулась! Валим отсюда, покуда живы!
– Какой быстрый! Она на ногах не устоит, дай хоть отдышаться, – Инна склонилась к изголовью, заглядывая в глаза: – Ты как? – её лицо было прежним, «школярским», только взволнованным. С трудом развернув шею и оглядевшись, Стаська обнаружила себя на кровати, из которой выпорхнула ночью при высадке «десанта».
На полу, хранящем мокрые отпечатки ног, валялись смятые клеёнчатые плащи, рядом – кровати парней с откинутыми ещё ночью одеялами (досматривать прерванные сны никто не собирался), к стене прислонена вынутая из рамы форточка. Из слухового проёма в окне, устроенного троицей шпионов, дул пронизывающий ветер, который быстро отрезвлял и наводил в голове порядок. Кажется, всё вернулось на прежнее место, даже время суток. Сквозь одетые в «шубу» окна пробивался серый промозглый рассвет. Девушка облизала пересохшие губы и сипло выдавила:
– Хорошо… Никого нет?
Инна, стоя перед кроватью на коленях и цепляясь руками за её край, отчаянно замотала головой, всё ещё труся, что кошмар вернётся:
– Как вспыхнет! А эти… изломились, стали расплываться… Ну, как в кривом зеркале!
– Гляделки