Родила базилисса восьмерых сыновей. Старший сын Иоанн наследовал престол. Был он благочестивым базилевсом, даром что Унией опозорил империю православную – за то и прибрал его Господь. Второй сын умер во младенчестве. Третьим сыном был Константин, что ныне носил адамантовую стемму с орлом Палеологов. Потом родился Феофил – всем братьям брат, математик и философ, да только и от него не жди подмоги в трудное время – не приведет философ к стенам осажденного города войско, не пришлет флот отогнать захватчиков от стен. Андроник тоже хорошим был братом, да только постригся он в монахи, и помощь теперь от него – токмо для укрепления духа. Шестого сына – Михаила – тоже прибрал Господь прежде времени. Димитрий и Фома, деспоты морейские, не сказать чтобы плохими были братьями, да только и от них не ждать базилевсу подмоги – перессорились братья, друг на друга ножи точат, да так увлеклись сим занятием, что турок проспали у границ своих.
Остался император Константин Драгаш один-одинешенек во всем большом доме Палеологовом. Некому помочь ему в трудный час, некому дать верный совет, некому подставить плечо, дабы оперся на него уставший базилевс. Потому и молился он всегда по-особому, вкладывая в слова смысл, коего не было у иных. Потому и не надеялся он боле на помощь, что вдруг нежданно-негаданно свалится к нему с неба. Потому и подписывался он сразу двумя именами – отцовским и материнским, ибо любил свою мать и почитал род ее славный, хотя и от него тоже помощи особо ждать не приходилось – хоть сами бы от турок проклятых отбились!
Подле базилевса молились брат его Феофил и верный отрок Иоанн. Здесь же в скорби стояла инокиня Ипомони, некогда сама императрица Елена Драгаши, мать Константина, правительница Византии, постригшаяся после смерти супруга своего. Когда-то носила она скарлату[70], багряную атласную столу[71], пурпурную мантию и золотистый лорум[72], шитый богато жемчугами да самоцветами. Диадема базилиссы сияла на челе ее, тяжелые ожерелья и браслеты украшали лебединую шею и изящные руки. Златовидные косы ее, блестящие на солнце и мерцающие при свечах, кольцами вились вокруг головы. Но сменила императрица оперение райской птицы на простую белую фелонь[73], белое покрывало легло ей на голову и плечи, и не снимала она отныне траура до конца дней своих. Выпала ей горестная доля – быть последней императрицей