Он сидел, опершись спиной о стену, руки висели и при малейшем движении оставляли на полу иероглифы на языке крови. Глаза его в слезах бегали в надежде найти обезболивающее. Рот открылся, помогая легким вобрать больше воздуха. Левая часть белой рубашки от плеча до груди окрасилась в багровый от набежавшей крови. Опустившись на колени, я стал перебинтовывать. Получалось плохо. Пришлось обмотать голову, закрыв повязкой левый глаз, иначе бинт соскальзывал, оголяя рану и причиняя новую боль. Губы его тряслись. Он хотел что–то сказать, но дотерпел, пока я закончу.
Перевязав рану, положил мальчика на кровать. Тот, стараясь не шевелить головой, попросил воды. Я принес полный стакан и наказал ему лечь на правый бок. Он смочил рот, с усилием повернулся и задрожал всем телом. «Расслабься!.. Расслабься и… и постарайся заснуть» – неуместно подсказал я.
Буду́ лежал с закрытыми глазами, но не спал, когда я оставил его и отправился в путь. Подъезжая к дому Кандуу, спросил себя: «Если в роду Будур все такие, как этот мальчик, то почему я никогда прежде не слышал о них?».
В правом кармане пиджака лежала скомканная газета «Жаркын келечек3», в которую было завернуто ухо.
Глава V Лис
Я бросил к ногам Кандуу «Светлое будущее», пропитанное кровью.
– Что это? – спросил он.
– Мы в расчёте!..
– Ты погоди бросаться с порога. Ей Богу, как чужой! Враг ты мне что ли?! Садись, хлебом угостись, чаю отпей.
– Не могу. Спешу!
– Куда?
– Уезжаю.
– Понимаю… Из–за Риссана?
– Кого?
– Риссан сын Лиссана.
– Как сын?! – оторопел я.
– Да вот так. Неужели не знал?
– У него не было детей.
– Был. Уже тогда был. Он с мамой гостил у бабушки. На севере. После известия о гибели мужа, жена осталась в родном селе. Мальчик вырос там. Сейчас ему пятнадцать. Или четырнадцать. Не помню точно…
Я ощутил неприятное, неведомое прежде чувство. Вскормившая, никогда не покидавшее нутро злость на судьбу за тяготы, которыми она щедро сдобрила мое существование, вдруг испарилась. Я будто стал подельником. Соучастником в ее самых жестоких насмешках над человеком. Заодно с ней сотворил и привнес горе в жизни людей. Издеваясь, она заставила причинить им те же страдания, которыми некогда высекла душу мою.
– Может, теперь ты поймешь меня, – он развернул газету, схватил