– Я убью! – злобно вскрикнул я. – Так, как считаю нужным!
Кандуу, покачав головой, отмахнулся.
– Ладно, делай как хочешь, а я не стану хоронить убийцу отца. Лучше бы скормил волкам или оставил тут гнить… Я не поеду, но помни, Бог свидетель! Сделай, как надо… Жалко не увижу, как прервется «могучий» род Будур. Ха–ха–ха!.. Ну, до встречи.
Он ушел. Но не прошло и минуты, как вернулся и, встав в дверях, прокричал:
– Уши! Хочу его уши! Принеси их, и я сочту клятву исполненной. Без них не поверю, что он мертв.
Глава II Возродись
Мальчик ехал молча. На вопросы не отвечал и не удостаивал взглядом. Губы безмолвно заклинали проклятья. Он неистово сжимал дверную ручку, и на нежном, еще детском лице, не знавшем невзгод, от напряжения выступили жевательные мышцы челюсти. Рыжие ресницы, усеянные маленькими каплями слез и серые глаза, обращенные к Богу с мольбой… С мольбой о том, чтобы он приютил семью.
Я ехал и думал, как бы половчее его убить. Так, чтобы не увидеть лица, искаженного муками… чтобы ночами не снился. А ведь он все слышал и знает, что едем его убивать. Почему не ревет? Не молит о пощаде? Не уговаривает отпустить? Не клянется забыть? Ковыряясь в памяти, вспоминая последние минуты людей, убитых мною, я не находил ответов.
Я остановил машину. Открыл капот. Велел ему принести камень и подпереть колесо. Он повиновался не сразу. Стоял и смотрел на меня, будто знал, что я задумал. Две крупные слезинки, словно чужие, скатились по его безучастному лицу. Я скомандовал еще раз. Он, не проронив ни слова, повернулся и побрел вдоль дороги. Шел твердой поступью, гордо, с поднятой головой. Я выждал момент и, когда он достиг расстояния, чтобы я не мучился, достал пистолет и прицелился. А он все не останавливался. «Кто же так ищет? Ни вниз, ни по сторонам не смотрит» – не успел спросить себя, он повернулся и, глядя на меня, застыл в ожидании. На детском лице увидел твердость духа, которой не встречал даже у мужчин перед смертью. Он взирал с дерзостью, приподняв подбородок, выпятив грудь, сжав кулаки и всем видом призывая: «Стреляй! Покончим с этим». Губы его шевелились, и я будто слышал: «Клянусь! Я отомщу».
Видит Бог, я прилагал усилия, чтобы выстрелить, но палец онемел и отказывался слушаться. Я опустил пистолет. Сделал два глубоких вдоха. И прицелился снова, готовый нажать на курок. Но рука задрожала, словно кто–то невидимый стал мешать. «Отец?» – пронеслось в голове. «Его или мой?» – подумалось мне.
Я вспомнил день, когда впервые сел верхом. Отец гордо тряс кулаком в воздухе, соседи нарекали молодцом, хлопали в ладоши. А ослик отдалял меня от них, унося по дороге. Повернул неожиданно и уронил наземь. Упав на спину, заплакал не от боли, а скорее от досады. Поднявшись, перепуганный, побежал в слезах к отцу, а он на встречу. Обняв, смеялся и успокаивал. Взял на руки и сказал: «Через это надо пройти. Чтобы вырасти сильным, ты должен научиться падать, а затем вставать». Когда он научил меня падать, его убили.
Мальчик не двигался в ожидании конца.
Я удалился за машину и присел на каменистую землю, прижавшись спиной к двери. Он не