“У Вас тоже есть дети, и я от всего сердца прошу Вас проявить милосердие к моим дочерям, при огласке они пострадают в первую очередь. Я же признаю себя виновным, но без злого умысла, и готов заплатить Вам любую цену, какую вы назовёте. Только прошу Вас не доводить сие дело до суда во избежание огласки для моей семьи…“
Она читала это письмо с нескрываемым удовольствием – её враг слаб и повержен, но потакать ему она не собиралась и ничего ему не ответила, полагая, что согласиться с ним, значит, предать память своего мужа, а принять откуп – было бы отвратительно. Затем ей пришлось с сожалением признать, что уже не получится осуществить свой план, как бы ей хотелось, придётся смириться, что враг ускользнул от неё и уже недосягаем. Теперь она обдумывала, стоит ли продолжать атаковать семью Вересовых, или остановиться.
Алексей, узнав о смерти родственника, перекрестился, и тяжело вздохнул, подумав, что его семье теперь придётся непросто. Но всё же полагал, что это лучшее, что могло бы произойти, ведь дело до суда теперь, вероятно, не дойдёт, и Вересовы станут жить спокойно, когда оправятся от этой душевной раны. Он посчитал, что Николай Ильич таким образом искупил свою вину перед его отцом и его семьёй, теперь их вражде придёт конец, мать успокоится и займётся своими делами, они заживут тихой и умиротворённой жизнью.
Когда настал сороковой день после кончины Вересова, его семья собралась в церкви для поминовения, и священник тихо читал молитвы, Марья Ефимовна приняла решение, которое было бы ей выгодно по её мнению. Она написала письмо Нехлюбову, где говорилось, что она желает снять обвинение с Николая Ильича, претензий к семье не имеет, и в компенсации не нуждается. Она посчитала, что дальнейшее давление на Вересовых может плохо сказаться на её репутации, ведь теперь после смерти хозяина дома, многие стали жалеть его жену и дочерей, сочувствовали им открыто или про себя, но зла не желали.
Если бы Рубцова стала требовать компенсацию от Вересовых, то молва разнесла бы слухи о её корысти и желании разорить несчастных соседей, одиноких женщин, оставшихся без главы семьи, почти без средств к существованию. Также большинство сходилось во мнении, что Вересов смертью загладил свою вину, компенсировал не деньгами, а своей жизнью утрату мужа и отца Рубцовых, и с этого момента обе семьи равны, и нечего уже им делить. Теперь же некоторые, кто ранее высказывался о злом умысле со стороны Вересова к Рубцову, утверждали, что он выстрелил по ошибке, а с Павлом Петровичем вообще хотел примириться, и для этого и позвал его на охоту. Все стали одновременно