На площадь выпрыгнул кролик с барабаном на шее. Поднявшись на задние лапы, он забарабанил передними по барабану. Кошка с безумными воплями вторила ему серебристым звоном, время от времени ударяя в тарелки.
– Какие славные зверьки! – с умилением сказала Беатрис. Кошка выгнула спину и выпустила когти, и Беатрис быстро поправилась: – Ну, почти. – И велела кошке: – Мышей с крысами лови да хомяков, вот злости в тебе и поубавится.
Большинство слуг, те, что смотрели на герцогиню свысока, почитая ее за самозванку, шлепнулись на колени, умоляя их пощадить и обещая выполнять все ее пожелания.
– Все, порядок мы навели, пора и закусить. Дальше вы и сами справитесь, – попрощавшись, сестры друг за дружкой исчезли в голубоватом тумане, и Генриетта осталась одна.
Посмотрев на стоявших перед ней обескураженных людей, громко приказала:
– Все, кто не желает служить мне честно, пусть сегодня же отсюда уедут. Мне здесь предатели не нужны. – И обратилась к верному садовнику: – Вы назначаетесь временным управляющим. Проследите, чтобы все, кто был недоволен моим здесь появлением, к вечеру покинули мое имение. Если вам будет нужна помощь, моя камеристка вам поможет. Она грамотная, умеет и читать, и писать, и считать. Ну и я помогу, если возникнет нужда.
Она ушла, а садовник предвкушающе потер мозолистые ладони и с угрозой посмотрел на тех, кто вопил громче всех. Поняв, что их ждет, народ заволновался и принялся уверять его в полнейшей верности своей госпоже.
Глава третья
Герцог-старший проснулся с предвкушением чего-то на удивление хорошего, такого, что способно изменить всю его жизнь. Энергично поднялся, решив сегодня непременно проехаться верхом, разогнать застоявшуюся кровь. Позвав камердинера, принялся одеваться, что-то негромко напевая. Янг смотрел на него с явным недоумением и даже осуждением, но герцог этого не замечал. Яркое солнце, столь редкое в эти зимние дни, заливало гардеробную веселым светом, и настроение у герцога было соответствующим.
Закончив все положенные утренние процедуры, Эрнольд проверяюще посмотрелся в зеркало. Удостоверившись, что все в порядке, велел камердинеру:
– Янг, сходи узнай у камеристки, готова ли герцогиня меня принять. В прошлый раз она выразила мне свое неудовольствие, когда я застал ее в неглиже.
У камердинера выпала из рук щетка, которой он чистил висевший на вешалке парадный костюм герцога.
– Нно, ваша ссветлость, – от неожиданности он запинался, не зная, что сказать. – Ведь ее светлость вчера погибла…
Герцог замер, пытаясь осознать сказанное. Внезапно из глубины памяти всплыл последний с ней разговор, бал, летящий в него огненный шар, от которого его заслонила собой Генриетта, и он схватился за голову.
Солнечный день сразу поблек, превратившись в мутную тень. Эрнольд упал в кресло, ощущая невероятную тяжесть на сердце. Как ему теперь жить без заботливой супруги? Он привык чувствовать ее поддержку, ее тепло, ее любовь.