Глашатай. Светлана Метелёва

но Максим так и не открыл свой «источник информации». По итогам созвали даже пресс-конференцию, где Зимин, отвечая на вопросы, успешно избегал упоминания имен и должностей; получалось, что в отделение хирургии он проник сам, причем, сквозь стены. Это была первая журналистская удача, первый по-настоящему громкий материал. Но успех выветрился уже через несколько дней – вышел другой материал, другого автора и в другом издании, который был посвящен гораздо более важной проблеме – боевикам в Чечне. Как раз тогда Зимин понял: сколько бы он ни находил шокирующих фактов в больницах, школах и где угодно еще, Кавказ всегда будет важнее, потому что там – центр зла, начальная точка торнадо, чье медленное и неотвратимое вращение он так остро ощутил вчера на Дубровке.

      Его ночная беседа с чекистом закончилась совершенно неожиданно: Васильеву позвонили, он внимательно выслушал собеседника, покачал головой, и, захлопнув телефон, сообщил Максу: только что спецназ вошел в Театральный центр. Большая часть заложников спасена, сейчас их развозят по больницам. И об этом вполне можно сообщить редактору – ли кто там у них отвечает за информацию. Сенсации, конечно, не будет – факты вот-вот станут известны всем, но, может быть, Зимин опередит своих коллег на час-другой. Макс, разумеется, тут же набрал дежурного редактора, продиктовал ему все, что услышал, получил в ответ: «Ну, ты крут, Зимин, отлично сработал». Васильев тут же между делом спросил: «Ну, куда теперь? По больницам поедешь?» На что Зимин откровенно ответил: нет, смысла никакого, туда сейчас дружно ринутся все те, кто дежурил около театрального центра, а значит – нечего ловить. Васильев одобрительно ухмыльнулся – видимо, это должно было означать «растешь, юноша» – и предложил встретиться через несколько дней, чтобы «поговорить серьезно о будущем». На этом они и расстались. Однако по пути к метро Зимин передумал – и все же поехал в больницу, правда, с другими намерениями.

      …Тень замерла после очередного поворота – Максим вздохнул, поймав себя на мысли, что всякий раз его встречи – и деловые, и личные – с Вадимом Стрельниковым проходят совершенно не так, как хотелось бы ему, Зимину – и заглянул внутрь.

      Вадим был занят – прямо перед ним стояла навытяжку девушка в белом халате – медсестра – и, заворожено глядя на Стрельникова, комкала в руках какую-то бумажку.

      – Я почему должен повторять, не понял? Как тебя там – Зина? Во, блин, удружили родители… Я что, тихо сказал? Хромченке обезболивающее отменить.

      Вадим повернулся к двери – Зина с удивительной синхронностью сделала то же. Стрельников махнул Максиму:

      – Давай, заходи, че замер, как беременность? Сейчас мы с дамочкой вопрос решим, две минуты еще.

      Зина подала голос – он оказался крайне робким:

      – Но ведь, Вадим Владиславович… Ведь у Хромченко же – вы ведь объяснили сами – намечается