– Слушай, танкист, а ты в генералах мне привиделся. Тому и быть.
Вернувшись, бывший дважды капитан Савватиев устроился в гарнизонное квартирно-эксплуатационное управление, знаменитое на их полигоне КЭУ, там имелась вакансия врача по гигиене труда. Серьёзная должность, под стать самой организации. Из опального войскового врачишки Геннадий Петрович перепрофилировался в грозу коммунальных объектов, предприятий военторга и общепита, имеющих функциональные подразделения не только в городе, но и на всех площадках.
В прекрасный летний день командиру войсковой части, того вертепа, где склоки, «скука и обман, с которых начал я роман», доложили, что прибыла некая комиссия, агрессивно настроенная, уже разнесла в пух и прах офицерскую столовую, гостиницу, теперь они направляются в штаб. Полковник тут же распорядился вызвать замполита, зама по тылу, начальника ИТС[7], начмеда, кого-то ещё. Подумалось невзначай: жаль, нет фельдкурата[8].
Комиссия – это были инженер по технике безопасности, представитель профкома и санитарный врач Геннадий Петрович Савватиев. Председатель комиссии – молодая, приятная во всех отношениях женщина, однако строгая, как министр нравов. Ворвалась в кабинет без стука, будто не полковник, а она тут хозяйка, уселась в командирское кресло и давай поливать из крупнокалиберного пулемёта. Замечаний по проверке набралось на несколько машинописных страниц.
Когда прибыли замы, полковник стоял перед дамочкой навытяжку, весь пунцовый, трепетный, униженный. Он знал страшную кармическую тайну: дамочка была очень доброй приятельницей одного высокопоставленного начальника из созвездия генералитета, который не ведал, что такое жалость. Зампотыл, увидев полковника с лицом побледневшего мавра, а за столом ухмыляющегося своего личного врага, доктора Савватиева, по свежей памяти бывшего в курсе всех неблаговидных дел в полку, стал хватать ртом воздух.
Получили сполна, некоторые лишились должностей и в свете новых перемен подались в демократы, на вольные хлеба. Дамочка прониклась к доктору глубоким уважением, граничащим с платонической симпатией. Она бы и влюбилась, но уж очень грозен был её негласный папик, генерал, державший в узде политотдел и тыловые службы, дай бог ему здоровья на долгие годы. Савватиев таких уважал.
Шло время. Надо было начинать задумываться о будущем. Супруга молчала, зная характер, но приступы уныния скрывать от мужа становилось ей всё труднее. Да и самому набрыдло прозябание в условиях закрытого города, отгороженного от цивилизации системой секретности