На поле боя ни с того ни с сего, ни с кем не согласовав, явил своё величество сам султан. Скорее всего, с перепоя и бессонной жаркой ночи в гареме. Пехота целиком была задействована на флангах, перемалывая пытавшихся охватить их войско поляков. Кавалерия производила таранный удар по фронту. В самом центре образовалась вакуумная зона, ни ваших, ни наших. Кто мог знать, что именно сюда, именно в тот момент, когда никого рядом, прискачет во всём своём сиянии великий кормчий турецкого народа? С пустяшной охраной из числа дворцового караула.
Альгиса, самого молодого, частенько использовали вестовым. Он как раз выполнял соответствующее поручение, летел, оглашенный, через ухабы и рытвины, пригибаясь к гриве коня, чтоб не нахватать шальных пуль, что свистели вокруг подобно жаворонкам. До вакуумной зоны оставалось метров сто, когда с фланга прорвалась в отчаянии отступающая польская хоругвь. Вернее, что от неё осталось. Янычары хорошенько поработали. Но, получается, не совсем старательно, чем не преминули воспользоваться гусарийцы, те ещё сорвиголовы. Поляки быстро сообразили насчёт султана, тупо таращившегося на их раскрашенные крылья, громко шумевшие по ветру. Дармовая практически пожива.
Однако их разделяли две с лишним сотни метров, тогда как Альгис уже был совсем рядом. Кидаться одному против крылатых гусар, будь ты хоть семи пядей во лбу, смысла не имело. Но у него в запасе хранились казачьи вытрэбеньки. Срубив на скаку сиреневый куст, рванулся к султану, принялся, как чумовой, быстро-быстро мести кустом, словно веником, подняв при этом тучу пыли, в которой вскоре они стали не видны. Бесцеремонно сорвал с весьма пропылившейся его хазретлери[10] головы тюрбан с бриллиантовой брошью, радужно сверкавшей даже в облаке пыли, напялил на себя. Поддав коню в бока шпор, дерзко вырвался из облака навстречу гусарийцам. Затем вздыбил перепуганного скакуна, дёрнул поводья в сторону, добавочно подогрел без того горячий лошадиный живот шпорами.
– Султа-а-а-н!!! – что есть мочи заорали растерянные гусарийцы, прицеливаясь в его сторону пиками, инстинктивно пускаясь галопом вслед. – Ату его, каналью!!!
Закинув за спину щит-калкан от метких польских стрел, Альгис приготовил к стрельбе свой лук. Но пока не стрелял, уводя преследователей за собой, ожидал момента, когда поляки всё же опомнятся и переведут взгляды с султанова тюрбана на его скромное одеяние рядового, даже ещё не янычара. Но те, словно ослеплённые бриллиантовыми радугами, завороженно глазели только на сановную чалму сияющего белого