Тамара Трофимовна немедленно изменила интонацию и закончила своё ко мне обращение:
– Идея с раздачей шахмат хороша, но прошу все нововведения в будущем со мной согласовывать.
– Конечно, конечно, – поторопился согласиться я. – Просто мне пришлось воспользоваться пунктом сто тридцать пять свода правил, который гласит…
– Я знаю, что гласят все три тысячи восемьсот пятьдесят пунктов, – закончила разговор теперь опять суровая домоправительница.
Взгляд Петра Карповича прилип к фигуре уходящей женщины, и мне пришлось хмыкнуть, чтобы он вспомнил, зачем пришёл.
– А что это за правило? – спросил Хромых.
– «Делай, что считаешь нужным, даже если это нужным кажется только тебе», – просветил я собеседника, прервавшего странный разговор с Тамарой Трофимовной.
пауза 1-я.
Разговор с Петровичем о литературе
Вечером я рассказывал Петровичу перипетии дня минувшего. И с удивлением для себя увидел, что собеседник, слушая меня, держит в руках бумажную салфетку. Перехватив мой взгляд, он пояснил, что аллергия замучила, и промокнул глаза. А после высморкался и, уже не скрывая, что растроган историей, добавил:
– Тебе бы написать про это. Очень трогательная история!
Я никак не ожидал, что мой старинный приятель такой сентиментальный. Немного поражённый этим фактом, я вспомнил кое-что:
– Как сказал один мой друг, «литература – это комок в горле, выплаканный словами на бумагу». Ну или на что там сейчас ложатся слова.
– Писатель? – спросил Петрович и на мой непонимающий взгляд объяснил вопрос: – Друг этот – писатель?
– «Писатель – это не тот, кто пишет, а тот, кого читают», – пришли на ум слова того же человека. – А кто сейчас книжки читает?
– Ну раз книжки есть, значит, кто-то их читает, – сделал логичное заключение собеседник. – Так что я бы сказал, что писатель – это тот, у кого есть хоть один читатель.
– Ну прям один читатель – и ты уже писатель? – усомнился я.
– А по твоему мнению, сколько нужно читателей, чтобы считать, что пишешь не напрасно? – задал вопрос Петрович и сам же ответил: – Если в душе хоть одного человека откликнулись слова и чувства пишущего, если хоть один человек посмотрел на мир глазами автора, то написавший сей текст и есть писатель. А цифры тиражей, продаж, номинации и награды – это всё мерило не литературы, а успеха и признания. К самому творчеству эта суета почти никогда отношения не имеет. И успех бывает незаслуженным, и признание заказным.
Меня немного ошарашил такой подход к писательскому ремеслу. Я не хотел с ним соглашаться, но и аргументов против предъявить не мог. Поэтому просто уточнил:
– Выходит, напиши я какой-то текст и, допустим, по моей просьбе кто-то прочтёт его, то я вроде как писатель? Так получается?
– Не совсем