– Нам теперь в Волоцк возвращаться, – напомнил десятник. – А там находникам вряд ли кто обрадуется.
– А нам вот Волоцк не помешает, – разулыбался Рарог. – И он меня ничуть не пугает. Нам бы лодью починить. А там мастера, как водится, самые лучшие. И коль ты, княжна, пообещаешь, что нас там никто теснить и гнать не станет, то мы вас даже по воде туда доставим. Так быстрее будет.
Вот же сметливый какой: уж и догадался, что перед ним не какая-то боярышня, а сама княжна. И чем это теперь обернется – знать бы. Гроза переглянулась с десятником, которому опасная затея княжны так же не понравилась, как и ей. Она отошла в сторону, присела рядом с Беляной, пока мужи что-то между собой ещё решали.
– Хорошо ли с находниками речными якшаться? – она оглянулась на Рарога. – А вдруг заведут куда, а там и потреплют твоё приданое? Да и тебе подол. Не слыхала о них, что ли? Грабят купцов разных, бывает. И неведомо, на какой излучине подкараулят.
– Они помогли нам. И не торопятся добивать. Хоть и могли, – возразила Беляна. Пригляделась к Грозе пристально, отчего-то даже голову чуть набок наклонив. – Чего это ты струсила вдруг?
Гроза только плечом дёрнула. И сама не понимала, чего так тревога её колотила. Верно, хотели бы зло какое сотворить, так уже сотворили бы. Ватажников теперь было даже поболе, чем кметей. И говаривали, в “дружине” Рарога воины все умелые: не просто сброд для устрашения. Хотели бы потягаться – не медлили бы, верно.
– Ну, смотри. Достанет Владивой Гневанович розги и отстегает тебя, как в детстве бывало – за такую-то дружбу.
Она встала, поправляя подол и опуская на голову княжны гневный взгляд. Хоть и немногим, а старшая подруга. Вон и Драгица глядит в кои-то веки одобрительно, кивает. Но пока женщины между собой рядились, мужи уже всё решили: станом одним на ночь расположиться, ведь в дорогу теперь уж не тронешься. Стемнело почти. И завтра на рассвете по реке обратно к Волоцку собрались двинуться. А лошадей отправить под присмотром двух кметей по дороге, потому как всех на струги не загонишь. А телега всё равно теперь бесполезна: с убитым-то мерином. Да и обод колеса треснул.
И никто возражений Грозы слушать не стал. Мужи предпочли позабыть на время, что они вовсе друг другу не приятели и не соратники: мирно развернули шатры, что вынули из телеги и стругов. Костры развели и запасы принялись из мешков доставать. Женщинам одно и осталось, что раненых обиходить-перевязать и помочь хоть какую вечерю справить на всех.
– Хоть поедим нынче вкусно, а не то месиво, что ты нам, Калуга, каждый раз стряпаешь, – веселились ватажники, поддевая одного из соратников: хмурого светловолосого парня с жидкой, словно растрепленный лён, бородёнкой.
– Можешь лучше, так сам в другой раз вари, – оскалился тот.
– Да не мужицкое это дело!
Калуга дёрнулся было к обидчику, сжав кулак, да усидел на месте. И по всему видно, что такие стычки – не сразу поймёшь, шутливые или серьёзные – случались меж ними частенько.