Уже скоро. Освобождение – без груза на душе, без прошлого, что тянет назад, словно дикая лошадь.
Но позади послышались вдруг шаги. Торопливые, тяжёлые – мужские. Затрещал валежник и ветки под нетерпеливыми руками. Вспорхнули из травы вспугнутые птицы, заверещали недовольно, браня нежданного гостя, который наделал столько шума.
– Гроза! – грянул оклик издалека.
Эхо его пронеслось над землёй, качаясь. Ударило в спину, и Гроза побежала. Не оборачиваясь, всё дальше и дальше от преследователя, голос которого словно кожу разодрал на ленты. По шее, плечам, вниз до самого пояса. До крови, до россыпи пятен перед глазами – как бисер. Шагов Грозы не слышно было вокруг, как будто сам лес помогал скрыться. А может, потому что она уже не человек? Только речной дух, что пленяет мужские сердца, а после губит их?
Легче пера она пронеслась среди зеленоватых осин да бурых сосен – и вылетела на берег, изрезав руки острыми стеблями едва не в кровь. Значит, человек всё же. И больно, и саднит ушибленные о шишки босые ступни – а чувство это странно-приятное. Настоящее.
Голос мужчины всё гулял, путаясь в ветках, отражаясь от широких стволов – не понять теперь, в какой стороне. Успеть бы.
Гроза подняла взгляд, провела им вдоль туманного русла, что парило, словно кипяток, и наткнулась на фигурку, точно обрывок полупрозрачной кудели. И она увидела в этой фигуре себя: те же волосы, что казались слишком яркими среди этого припылённого утра. И рост тот же, и как будто даже наклон головы. Но стоило женщине шевельнуться, как наваждение рассыпалось.
– Ты привела его… – бросила вила холодно. – Не пожалела.
– Я не вела, – Гроза замотала головой, медленно приближаясь к ней. – Я не хотела. И жизнь ничью в уплату своей не отдам.
– Но он здесь. Он готов пойти за тобой куда угодно. Разве нет? – женщина обернулась, и её синие, словно яхонт, глаза ударили безразличием той, кто не принадлежит Яви. Кто ходит по грани, то появляясь в мире людей, то пропадая, разрушая души несбывшимися мечтами.
– Я не хотела, чтобы он шёл. Я хотела уберечь…
Гроза насторожилась, когда шаги упрямого преследователя стали громче. Вот-вот, и он выйдет на берег – а там заберёт его река, растечётся душа пленённая по водам Волани – и пропадёт он. Но Гроза не хотела того, хотела, чтобы он жил без неё. Не думал, не помнил о том, что было. Но странно – она сама не помнила, кто он. Пыталась призвать его лицо перед внутренним взором – и не могла. Только в груди саднило что-то, словно вырванный кусок души.
– Ты не можешь уберечь, – после долгого молчания вновь заговорила женщина, которая так напоминала Грозе её саму – и в то же время была совсем другой. – Ты можешь только решить, пойдёшь за мной сама или отдашь его.
Раздвинулись густые косы плакучей ивы, что скрывали Грозу и вилу от чужого взора. Она обернулась, чтобы посмотреть в его лицо. Чтобы вспомнить или узнать, кому Недоля так судьбу спутала, что с ней свела, не уберегла…
И проснулась от того, что её кто-то потряс за плечо.
– Гроза, ты чего? – голос Беляны, слишком звонкий в воцарившемся безмолвии сновидения резанул по ушам. – Просыпайся, ехать пора дальше.
Вот же разморило, так разморило. Кажется, всего ненадолго присела под сосной, прислонилась спиной, давая отдых уставшим от долгой езды в седле ногам. И провалилась в дрёму. А может, навёл кто?
Она огляделась: кмети, что сопровождали княжну Беляну к жениху, посматривали на неё с легкой насмешкой во взорах. А что, сама же вызвалась верхом ехать, отказалась с женщинами садиться в повозку. Кому теперь жаловаться?
Гроза встала, разглаживая понёву, и улыбнулась подруге, которая с тревогой на неё смотрела.
– Чего-то сморило меня, – буркнула, потирая глаза. И как будто стояли ещё перед ними остатки короткого, но такого ясного сновидения.
Она видела его не раз, но никак не могла дождаться того мига, как узнает лицо того, кто за ней бежал. Кто хотел спасти её или наказать. Но кого непременно хотела уберечь она сама.
– Немудрено, – махнула рукой Беляна. – Так рано нынче поднялись. Так долго ехали. Ты бы, Твердята, пожалел нас малость, – она повернулась к десятнику, который что-то укладывал в седельную суму. – Чай не пропадёт Уннар, коли подождёт нас чуть дольше.
Старшой обернулся через плечо.
– Княже велел не задерживаться нигде, – бросил. И губы скривил недовольно.
И так захотелось ему бороду его чернявую повыдергать, гаду такому, что аж в пальцах закололо. Но тот невозмутимо отвернулся и легко запрыгнул в седло. Беляна вместе с наперсницей Драгицей, женщиной строгой до сварливости, вновь уселись в телегу на широкую, мягко устланную шкурами скамью.
– Может, к нам всё же? – лукаво прищурилась княжна, похлопав ладонью рядом с собой.
Да Гроза только рукой махнула. Уж воеводова дочь может и в седле ехать: она никогда того не чуралась