55. Встреча Медеи с Эгеем в Коринфе
Когда Эгей со свитой, одетый по-дорожному, но в лаврах, сойдя в коринфской гавани с борта, доставившего его судна, со стороны моря шел к агоре, он встретился с Медеей, только, что расставшейся после бурного разговора с Ясоном, решившим ее предать. Они были давно знакомы и даже дружны почти с самого того момента, когда Медея с супругом впервые в Коринфе появились.
– О, радуйся, прекрасная Медея! Как же приятно мне приветствовать старых друзей таким пожеланьем. Давно тебя не видел я. Как ты живешь, что делает русокудрый Ясон? Я слышал, что блаженные жители неба вам послали большое счастье – двух сыновей прекрасных. Как я вам завидую и вашему семейству всему желаю долгих лет непреходящего счастья!
– Радуйся и ты, о сын Пандиона премудрого, благочестивый Эгей! Дай бог тебе и счастия, Эгей, и всех твоих желаний исполненья! Откуда прибыл к нам, зачем?
Ответила царю Медея, пытаясь отвлечься от своих горестных дум, сжигавших ей разум и душу. Тут Эгей замечает, как плохо выглядит Медея: осунулась в лице, покрасневшие распухли веки, всегда сверкавшие дерзким огнем глаза, совсем потухли, как у старухи, а ведь она была его моложе не меньше, чем лет на десять…
– Я навещал оракул Феба знаменитейший, чтоб получить совет, как стать отцом. Если ты помнишь, я всегда детей иметь страстно хотел, Медея. И, хоть в те годы, что мы с тобой не виделись, от брачного ярма я не ушел, но детей своих все так же не имею, а между тем по-прежнему я всей душой желаю стать отцом, желаньем этим я весь захвачен. Но, увы! Слов бога в Дельфах я не понял – точно стану ль я отцом и потому хочу в Трезен заехать, к другу мудрому Питфею… Но полно обо мне. Ты ж отчего, скажи, Медея, так осунулась в лице, глаза потухли и выглядишь, как будто тебе давно уже за 30?
– Муж оказался у меня последним из людей. Оскорблена я им жестоко – и ни за что… К царевне юной Главке он решил посвататься, отец которой коринфский царь Креонт. И мужа я должно быть, насовсем лишилась, и до восхода солнца царь приказал Коринф покинуть мне вместе с детьми.
Так откровенно, ответила Медея, не в силах дальше скрывать горе.
– Как низко и несправедливо с тобою поступают люди!
Разволновавшись, ободренная сочувствием Эгея Ээтиада с движением молящей стала просить афинского царя:
– Богоподобный царь Эгей, позволь твоего подбородка коснуться и, колени обняв, тебя умолять: о, сжалься над несчастной изгнанницей, мужем покинутой, вдохни в мое сердце надежду и пообещай принять меня в своей справедливостью знаменитой стране, и угол какой-нибудь, хоть на короткое время, мне там дать.
Пандионид, должно быть, не ожидал подобного оборота и сильно задумался. Моложавое лицо его с еще густой черной бородой на двойном подбородке, выражало и недоумение потому, что он не знал, что ожидать от Медеи, и страх потому, что он втайне побаивался чужеземную царевну, сведущую в колдовстве и радость потому, что, как молодая красивая женщина, она ему давно