Утилитаризация знаний была реализована через введение новых специальностей в классические университеты, создание политехнических школ, ремесленных училищ, закрепления за новатором права на результаты его интеллектуальной деятельности5, разработку вначале национальных, а затем и международных юридических механизмов патентования и т. п.
Своеобразным итогом промышленной революции стала эпоха модерна6. Именно тогда члены общества, вовлечённого в процессы индустриализации, урбанизации, секуляризации и утилитаризации знаний, стали быстрее и рациональнее реагировать на изменения в городской среде. В свою очередь, люди начали целенаправленно вызывать всё новые и новые изменения, взаимодействовать стратегически, а не только тактически, вырабатывая новые правила жизни в динамичной ситуации S*.
Перемены затронули и сферу искусств. И хотя тогда ещё не в ходу была фразеологема «индустрия искусств», но необходимость в изменениях уже осознавалась наиболее проницательными представителями этой сферы. Именно об этом в декабре 1863 г. анализируя «дух современности», высказался Шарль Бодлер (1821—1867), французский поэт-символист, критик и теоретик искусства:
«Нет спору, весьма полезно изучать искусство прошлого, чтобы совершенствоваться в мастерстве, но это мало что даёт тем, кто стремится понять характер современной красоты (прим. Авт. – здесь и далее в этой цитате курсив наш). Складки тканей на картинах Рубенса или Веронезе не научат вас писать «античный муар», «атлас королевы» или иную материю, выпускаемую нашими фабриками, которую вздымает и покачивает кринолин или накрахмаленные нижние юбки. И сами ткани, и их фактура теперь совсем иные, чем в старинной Венеции или при дворе Екатерины. К тому же покрой юбки и лифа совершенно изменился, складки располагаются иначе, и, наконец, осанка и поступь современной женщины придают платью неповторимость и своеобразие, благодаря которым её не спутаешь с дамами былых времён. <…>
Как я уже сказал, каждой эпохе соответствовала своя осанка, взгляд, движения. Эту мысль легче всего проверить в любой крупной портретной галерее, например, в Версале. Но можно ее и расширить. В единство, именуемое нацией, вносят разнообразие различные профессии, сословия, века; речь идёт не только о движениях и манерах, но и о линиях лица. <…> Соображения подобного рода не принимаются в расчёт портретистами» [8, с. 292—293, 385].
Что отмечает Бодлер? Что в условиях ускоряющихся промышленных и социальных нововведений классическая школа рисования не справляется даже в малом. Требуется знание новой фактуры и понимание характера современной красоты. А она становится изменчивой, быстрой, ускользающей, непостоянной. В этом смысле, как отмечает историк искусства Т. Харт, фактура художники и поэты «эпохи модернизма в Западной Европе исследовали и эстетизировали скорость беспрецедентным, уникальным образом» [9, с. 30].