Еще сложнее ему было представить искупление грехов падшего ангела. Как знать, возможно, есть преступления, которые невозможно искупить никаким наказанием… Но его размышления прервала Лючия, которая вновь заглянула ему прямо в глаза.
– Тебе не понять, Эжьен, что чувствуют сыны Израэля там, у Стены плача!
Она кивнула в сторону галереи за спиной Евгения, с обратной стороны которой располагалась Стена плача, и продолжила:
– Он нарек их Своим избранным народом! Обещал им вечное Царство! Что с того? Он их бросил, Эжьен! Он их тоже бросил. Понимаешь? На этой горе не построить Храм, который всех примирит, где всем будет воздаваться по справедливости, ибо справедливости для всех не существует! Когда голодных и страждущих кормят ароматным пловом, в чем вина того агнца, из которого приготовлен плов? Любое действие – грех, бездействие – грех! Мысли – грех, отсутствие мысли – тоже грех! Жизнь и смерть – грех! Что ни сделай, о чем ни подумай – все грех! Муки неразделенной любви – то единственное, что дает Бог в конечном счете.
– А Сатана, значит, тебя не использует? Он что – любит тебя?
– Это совсем другое, – она стала обходить Евгения кругами. – Конечно, он использует меня! Он использует всех! Но он учит тому, что только безграничная любовь к самому себе имеет значение. Ибо только любовь к себе никогда тебя не предаст.
– Мне так не кажется.
В ответ Лючия звонко расхохоталась и закружилась, держась за края ситцевого платьица. Ему вспомнилось, как она кружилась с ним в каком-то позабытом сновидении, когда они стояли вместе в ночи на крыше готического собора и почему-то плакали, как дети. Может, это был такой трюк, к которому она прибегала, чтобы вызвать доверие, а может, она, действительно, была способна к сочувствию, только не могла с собой ничего поделать, не знала, как остановить свою разрушительную изуверскую месть.
– Эжьен, мы же одни на этой горе! Ты видишь здесь Бога? Нет! Но ты видишь здесь меня. И так было всегда! Всегда, когда люди стремились к Богу, сначала они приходили ко мне, а не к Богу. Знаешь почему?
– Нет… ну так объясни, если сможешь.
– Да потому, что любовь к себе и любовь к Богу невозможно различить. Это почти одно и то же! – наклонившись вперед, весело ответила Лючия. – Представь, сам Мухаммед совершил ночное путешествие на место этой Отдаленнейшей мечети, после чего вознесся на небо! Первоначальная кибла для намаза находилась здесь, на Храмовой горе, пока великий пророк, погрузившись в раздумья, не осознал, что человек