Сказала так-то и пропала, только воздух задрожал, а трава в том месте, где она сидела, непримятая осталась. Встал Стеш, поклонился, рукой земли коснулся, и говорит:
– Спасибо тебе, матушка ржаная, за помощь твою и совет добрый, – вскочил на коня, кафтан поперек холки перекинул, смотрит, а на той стороне поля у леска молодого другой конь бродит, оседланный. Недобрая то примета; подъехал Стеш поближе и видит – лежит в траве Продот, мухи над ним кружатся, а кровь почитай на десять шагов вокруг все травы оросила. Понял Стеш, зачем за ним Продот поехал, да как смерть его настигла. Снял Стеш шапку и молвит:
– Не успокоился ты, человек недобрый, под беду меня подвевши, сам решил проверить, доеду ли до места гиблого. Послал меня на смерть, да сам раньше сгинул.
Похоронил Стеш тело как смог, камнями могилу обложил, да поехал в Погорелое.
Дорога под копытами ровно стелется, вчера на камни да ветки он все натыкался, а сегодня едет, как по зеркалу. Да вот что дивно, почитай уже три годины прошло, как он с ржанкой попрощался, а солнце над горизонтом как стояло, так и стоит, не закатывается, ровно к небу приклеилось. Не сказать теперь, сколько ехал он, долго ли, коротко ли, а так в сумерках к черной полосе и добрался. Кругом поле золотое, а полосу ту будто веревочкой очертили, ровная такая, а за границей ее село проклятое. Дома там стоят, как новые, а видно, что никто в них не живет. Скотина по дворам не ходит, колодцы не скрипят, дети не шумят, трава не растет, дым туманом по земле стелется, одним словом – мертвое село, жутко в него идти, ровно в могилу.
Конь перед линией черной встал. Слез Стеш тогда на землю, веревочку заговоренную, ржанкой дареную, поправил, да и шагнул за линию. Сразу его будто шапкой накрыло. Раньше кузнечики в траве стрекотали, воробьи да стрижи кругом летали, мыши в траве шуршали, а теперь ничего. Земля под ногами горячая и хрустит, ровно кости человеческие… Пошел Стеш по селу, с улицы на улицу, со двора во двор, из дома в дом. Кругом пусто, ни звука, ни шороха. Бродил долго, пока не притомился, а сесть передохнуть не может – земля жжет, дым глаза ест. Из села дороженька пропала, подойдет Стеш к тому месту, откуда вошел, да вновь в центре окажется, ровно кругами его водит. Так и ходил, пока подошвы его едва ль насквозь не прогорели. Тогда только услышал он за спиной, будто плачет кто, тонко да жалобно, аж сердце сводит.
– То ли птица кричит,