Резвый ветерок прижимал тонкую сорочку к моему телу, полупрозрачная ткань почти не скрывала его изящных изгибов, а в глубоком декольте виднелись соблазнительная грудь…
Глава четвертая
Милорд Бренсон отмер, слез с коня, не сразу вспомнив о приветствиях, да и поклоны встречающих получились скомканные и кривоватые, и вошел в замок, а я вернулась в комнату.
В мои покои, буквально влетела, Мина, с перекошенным от злости лицом, и, не тратя слов, попыталась вцепится мне в волосы, но я перехватила инициативу, и мы принялись драться, толкаться и хватать друг -друга за кудри, причем я, конечно побеждала – умела постоять за себя.
Мина прервала свое молчание визгом и отборными ругательствами, которые, вероятно, слышала от солдат, чем меня поразила, и заставила несколько отступить – очень уж не вязались перлы, вылетающие из уст юной леди, с изящным и скромным образом, который она демонстрировала все эти дни. Мина перешла в наступление, которое я отбила, повалив сестру на кровать.
Энни попыталась нас разнять, но получив – случайно – по оплеухе с обеих сторон, ретировалась.
Битва "при постели" прервалась появлением матушки, которая тоже поразила своим преображением – она выглядела величественно и грозно, словно древняя королева этого мира, правительница- воительница Биринда, о подвигах которой я уже успела прочитать в одной из книг, найденных в покоях.
– Миледи!– стальным голосом произнесла графиня – Немедленно прекратите!
И мы замерли.
– Что вы себе позволяете! – продолжила матушка – Ведете себя, хуже кухарок! Вы забыли, из какой вы семьи? Вы забыли, что в вас течет императорская кровь? Или вы думаете, что если вас никто не видит, можно делать такие постыдные вещи?
Мы виновато опустили головы.
Матушка прогнала Мину, отправив в ее покои, и села на кровать рядом со мной.
Я приготовилась стоически перетерпеть нотации, но графиня спросила :
–Эль, что с тобой? Что за странные поступки?
Я молчала, матушка тоже. Затем она вздохнула, и обняла меня. Но, я быстро освободилась от объятий, и даже, довольно грубо, оттолкнула графиню.
Матушка замерла, затем слегка отдвинулась, и горестно произнесла:
– Чем я тебя обидела?
Я продолжала молчать. Графиня встала и сказала дрожащим от сдерживаемых слез голосом:
– Спускайся к ужину!
Леди Энистон ушла, а я осталась сидеть и злиться. На матушку, хотя та ни в чем не виновата, и на себя.
Моя настоящая мать – строгая, суровая и продвинутая бизнесвумэн, и обниматься в нашей семье не принято. Такое вторжение