Грандиозная высота Цитадели Алькасаба-нок-Вирион упирается в небо, возвещая собой неприступность Империи Солнечного Гало. Её вершина увенчана короной редких позолоченных зубцов, которые пробивают небосвод. Всё это величие видно издалека, и оно встречает грусть Люциана ещё на подходе. Предвкушая праздную жизнь столицы, он не может изгнать из себя тлеющее ощущение отвращения. Тяжёлые мысли не позволяют даже допустить собственной радости и принять новую жизнь, что сама идёт к нему в руки. Он нахмурился в карете напротив отца и только и делает, что всю дорогу избегает его взгляда. Всё, что происходит с ним, – происходит не по его воле, а с чужой подачи. Его сердит даже мысль о том, что каждый вокруг знает, что лучше для него. Вот только во всей их уверенности он не может найти, где он сам, и от этого становится только хуже.
– Сын? – надорвал перетянутое молчание отец и терпеливо выдержал паузу, дожидаясь, пока тот на него посмотрит. – К чему всё это ребячество? Сними уже, наконец, со своего лица эту маску грустного недовольства и начинай прямо с этого момента радоваться. Разве ты не чувствуешь, что ты приступаешь к новому этапу своей жизни? И этот этап прекрасен, – Фер Элохим замолчал, ожидая хоть слова от Люциана, но сказанное им вызвало странную вспышку гнева, что отразился в свете синих глаз. Они горят всё той же синевой, но будто из пустого мрака. Люциан тяжело вздохнул, обдумывая свой вынужденный ответ, и, спуская гнев, выдохнул. Он всё же не нашёл более осмысленных слов, чем говорил ранее, и просто промолчал. Гнев в его груди не исчез, а лишь слегка затих в ожидании эмоционального выплеска.
Кортеж паладинов вошёл в Главные ворота Цитадели, тень от арки упала на карету, придав ей мимолётную благодать от палящего солнца. На Центральной площади карета вздрогнула и остановилась, Люциан со своим отцом даже не пошевелили пальцем, чтобы открыть себе дверь, они ждут слуг, иначе это оскорбит честь семьи Фермилорда. Когда двери, наконец, открылись, первым из кареты вышел Люциан и сразу подал руку своему отцу.
Переполненная людьми площадь Столицы встретила паладинов частоколом торговцев и обывателей, что без остановки меняют серебро на товар. Такое изобилие с непривычки слегка ошарашило молодого паладина, и он замер с протянутой отцу рукой, не заметив, как тот уже вышел. Зеваки выстроились плотным коридором, что тянется до входа в Цитадель, где в окружении эрелимов стоит сам Император со своим отцом. Как и прежде, величественный Вирион Мироносный внушает своим образом не только уважение, но и чувство гордости, что позволяет себе лично встречать гостей на званый приём.
– Здравствуй, друг мой, – первым поздоровался Император, хоть и не по правилам этикета, и первым протянул руку старому Фермилорду Твердыни Адма.
Фер Элохим без лишней скромности ухватил Вириона за предплечье и молча поклонился. – Твой сын? – Император перевёл внимание на молодого паладина, и тот вышел вперёд. – Как всегда серьёзный, молодой сын Зари, – он улыбнулся и пожал руку Люциану. Такая человечность