Цагоев добавил несколько слов на своем языке. Скворцов встал.
– Прошу разрешения вернуться в Ирак!
– Чего?.. Куда тебе, идиоту, в Ирак? Засветился ты там хлеще некуда, саддамовская охранка тебя всю жизнь теперь искать будет, и моли Бога, чтобы не нашли. Б… Заварил кашу, не расхлебаешь. На Ближнем Востоке теперь тебе появляться нельзя ни под каким видом. Пока Саддам жив, по крайней мере. Здесь тебе тоже лучше не маячить. У тебя как с языками?
– Английский, немецкий, японский…
– Это откуда такая роскошь?
– Родители в Японии в посольстве работали.
– А остальные?
– Английский, немецкий – в школе. Школа для детей дипработников, там два языка учили.
– Немецкий значит. Помнишь?
– В пределах. Если надо, подучу. Это, как на велосипеде…
– Велосипедист хренов.
Цагоев задумался, потом достал из ящика стола прошитую и опечатанную телефонную книжку, пролистал ее, нашел нужный номер. Взялся за телефон.
– Ерофеич, ты? Цагоев беспокоит. Да, богатым буду. У тебя что есть по твоей линии? ГДР желательно. Ну, как?.. В пределах школьной… Да, из моих, Афган прошел. Да? Ну, спасибо, век не забуду.
Положил трубку
– Долечивайся. Пройдешь медкомиссию. Признают годным, явишься в штаб ОВД, к полковнику Сметанину. Он тебя оформит в штаб ГВСГ. От организации Варшавского договора. Там скажут, что делать. Имей в виду, коммунист. Там выскочек не любят. Инициативников тоже. Инициатива имеет своего инициатора, слыхал? Там не Афган, законы совсем другие. Рыпнешься – в момент прищучат. Народ там гнилой, с активистами разбирается в два счета. Все на квартиру зарабатывают, и лишние проблемы никому не нужны. Полетишь обратно невыездным, с такой сопроводиловкой, что ни одна тюрьма не примет. Я тебя предупредил.
Николай, не понаслышке знавший нравы советского дипломатического сообщества, лишь кивнул
– Разрешите идти?
– Иди…
Когда дверь за Скворцовым закрылась, Цагоев с горечью сказал
– Дурак, б… Сломают дурака не за понюх табака…
Хотя он когда-то и сам был таким же.
Подмосковье. Санаторий МИД СССР. 30 июля 1988 года
А отец с матерью, похоже, разводятся…
Нет, он и раньше подмечал… Просто раньше – пока ездили по заграницам, разводиться было нельзя, иначе в следующий раз не выпустят. Облико морале и все такое… советский МИД отличался ханжеством и дуболомством в этих вопросах. Развёлся, значит, морально неустойчивая личность, почти не советский человек. И он был еще слишком мал, чтобы понимать истинную подоплеку отношений родителей. Но сейчас он видел то, что он видел – двух чужих людей, пытающихся как-то ужиться вместе ради карьеры, квартиры, возможностей поездок за границу… да и просто ради того, чтобы не осуждали окружающие.
Нет, он никогда не видел, чтобы отец бил мать или что-то в