– Что ж это за напасть-то? – перебил ее Кобылин. – Что стряслось-то тут?
– Разбушевался, ирод, – буркнула Марфа, отводя взгляд. – А я говорила, ужо я говорила Ильиничне, не доведет нас до добра этот хмырь, ой не доведет!
– Кто? – опешил Кобылин. – Карачун?
– Санька этот, – отозвалась старуха. – Шебутной пацан. Как затеял стройку, я сразу сказала: жди беды!
– А что Санька? – небрежно осведомился Алексей. – Он-то тут при чем?
– А он и разбудил лешего, – просто ответила Марфа, хрустнув длинными худыми пальцами. – Затеял стройку да и разбудил, хрен ему в ухо.
– Лешего?
– Ой, ну не лешего, как его Гриша-то кличет – карачун. Раньше, бывало, зимой баловали его детки-то, студенцы. Те, что бегают нонче по дворам. Как-то давно, до войны еще, соседнюю деревню выморозили, ироды. А потом как купель-то засыпали комуняки, так и забыли все, а я говорила…
– Что за купель? – перебил Кобылин, слыша, как за спиной нарастает шум.
Ему хотелось обернуться, посмотреть, что там происходит, но он боялся спугнуть удачный разговор.
– Дак родничок-то в лесу. Дыра в земле, в ей ключ ледяной. Там леший-то зиму и проводит. Ручеек оттуда течет, потому нашу деревню Родничком и звали. Когда провода тянули, засыпали дыру-то. Едва-едва струйка сочилась. Думала, ушел леший. А он, ирод, поглубже, видать, закопался да заснул. А тут вона как обернулось.
– А Саня тут при чем? – спросил охотник.
– Да он неделю назад туда трубу протянул, к ручейку. Анализацию наладил, значит. Пусть, говорит, все смывает. Раскопал землицу мерзлую, раздолбал все и трубу говняну со своего дома туда спустил. А оно ж теплое от дома гомно-то идет, все и растопило, че он раскопал.
– Во как, – задумчиво произнес Алексей, наконец понимая, куда разговор клонится. – Саня, значит. А что, баб Марфа, студенцы эти, чем их усмирить-то?
– Да ничем, милок. Летают шарики таки светлячие, а ничем их не взять. Пробовали мужики-то наши, не раз. Огня боятся да тепла – да про то я Григорию говорила ужо.
– А что ж делать, бабуль? Как справиться с ними, как Карачуна победить?
– А и выходит, что никак, – старуха покачала головой. – Когда злится он, главное, тепла дождаться. Тогда студенцы спать залягут, до следующей зимы и не высунутся. Они же глупые, как пчелы. Растревожили – летают, ярятся, а поспят – и забудут. Они не люди, обид не помнят.
– А Карачун сам, он что? – жадно спросил охотник. – Каков он?
– А никто и не знает, милок. Сидит он в своей яме да оттуда стужу зимой пускает. Вишь, разбудили его в этом году, и снега тут по колено стоят, хоть и весна. Теперича до самого лета снег таять не будет.
– Значит, сам не показывается, – Кобылин хмыкнул. – А если