Времени у Кобылина не было, это он прекрасно осознавал, поэтому без затей двинул ногой по широкой доске, к которой был прибит рубероид. Доска треснула, поддалась, и охотник навалился на нее плечом. Подгнившее дерево затрещало, рубероид лопнул, и Кобылин вылетел из дыры в крыше, оставив на обломках доски капюшон от куртки.
Падение было недолгим. Алекс даже не успел испугаться, что упадет на какую-нибудь тяпку, забытую нерадивым огородником. Он только успел об этом подумать, как рухнул в глубокий снег, раскинув руки крестом. Прямо грудью, плашмя, как падают в кино. И тут же, не обращая внимания на боль в растянутом плече, рванул с места вперед, разгребая снег руками как заправский пловец.
Вздымая волны снега, Кобылин выскочил из сугроба и на четвереньках рванул через заснеженную дорогу к двухметровому кирпичному забору, что маячил впереди. Холода он уже не чувствовал, думал только о том, чтобы не попасть в яму и не вывихнуть ногу. У забора он оказался в два прыжка и с разбега кинулся на желтую стену. Вскинув руки, он птицей взлетел вверх, ухватился за край забора… И тут же упал обратно, набрав полные горсти мокрого снега.
Отплевываясь, Кобылин сел, потом со стоном приподнялся, чувствуя, как боль пульсирует в выбитом на прошлой охоте плече. Тогда ему чуть не выдернуло руку из сустава, и сейчас травма давала о себе знать. Тяжело дыша, он рывком поднялся на ноги и присел, услышав оглушительный треск за спиной.
Обернувшись, Кобылин нервно облизнул губы. Маленький домик, из которого он только что выбрался, покосился набок. Крыша съехала в сторону, превратившись в исковерканный ком черного рубероида, из которого, как ребра, торчали сломанные доски. А там, под ними, шевелилось что-то белое, как ожившая пена прибоя.
В лицо Алексу дохнул неземной холод – звенящий, острый, способный разрезать кожу как ножом. Кобылин стиснул зубы, обернулся к забору, смерил его долгим взглядом и отступил на шаг. Потом, понимая, что у него остался последний шанс, прыгнул вперед.
На этот раз он сделал пару шагов, подпрыгнул, уперся ногой в боковину четырехугольного заборного столба, оттолкнулся от него и швырнул свое тело как можно выше. В последний момент Кобылин успел извернуться и закинуть левую руку на забор по самый локоть. Повиснув на согнутой руке, он вскинул правую, ухватился за верхний кирпич и заскреб ботинками по забору, пытаясь подняться выше. Руки скользили, но Алексей рвался вверх, царапая ногтями обледеневшие кирпичи. Потом правая нога нашарила чуть выступающий кирпич – всего лишь крохотную ступеньку, на которую и встать-то было нельзя. Но Кобылину, отчаянно хотевшему