Ян как можно резче затормозил, и открыл уже рот, чтобы позвать Анну, когда нечто невидимое сдавило горло, и он получил страшный удар под дых. Путаясь в лыжах, он отлетел, и проехал несколько метров по глубокому снегу. Извернувшись, одним движением стряхнул лыжи с ног, тут же провалился в снег почти по колено.
Уловил движение сбоку и инстинктивно вскинул руку с браслетом. Удар пришелся в висок, все вокруг закрутилось, и он рухнул в снег.
Из тумана раздались непонятные слова, но, судя по интонации, кого-то звали. Звали настойчиво, слова звучали приказом. Ян ощутил на себе чье-то холодное смрадное дыхание и попытался разлепить веки.
Никого. Лишь тают последние клочья тумана. К нему спешат спасатели.
Страшно болели ребра, лицо заливала кровь из рассеченной брови, заплывал глаз.
Ян попробовал вздохнуть, морщась поднялся и заковылял вперед, туда, где в последний раз видел Анну.
Дальнейшее он помнил плохо.
Его пытались силой увести со склона, он плакал, ругался, отбивался, и его оставили в покое, после того, как он согласился, чтобы ему забинтовали голову.
Проваливаясь в снег по пояс, он бродил по склону и звал Анну.
Ее нашли куда ниже по склону.
Похожедевушку со страшной силой швырнуло на сотню метров вперед. С огромной скоростью она врезалась в ствол старой ели, росшей внизу и в стороне от трассы.
Спасатель, нашедший тело, не хотел пускать Яна, раскинув руки, бормотал что-то о том, что лучше не смотреть, что потом ему все объяснят, и что девушка не мучилась.
Услышав это, Ян ударил беднягу и прошел мимо скорчившегося на снегу сипящего человека туда, где среди зелени неестественно алел комбинезон Анны.
Он долго смотрел в изуродованное ставшее вдруг очень белым, лицо. Покачнулся, но устоял.
И пошел обратно, по дороге подняв на ноги все еще не пришедшего в себя спасателя.
Изменения
– Скотина ты, Мурч. Натуральная скотина! – выговаривала Татьяна коту, заваривая кофе.
Мурч протестующе вопил, рассказывая, как он героически сражался прошлой ночью. Хозяйка не верила, кот расстраивался.
Сделав первый глоток кофе, Таня прислушалась к ощущениям. С удивлением обнаружила, что спина побаливает, но не так сильно, как она опасалась, голова на редкость ясная, и ни малейших следов похмелья.
Это было вдвойне удивительно, поскольку Таня почти не пила спиртного еще и потому, что мучилась страшными похмельями после двух-трех рюмок водки. Вспомнив, как вчера ночью Вяземский вливал в нее коньяк, она передернулась и пробормотала:
– Нет, ну это же надо… Не иначе, что-то подсыпал.
Несколько минут она вполне серьезно рассматривала возможность того, что коварный бизнесмен подсыпал или вколол ей какой-то наркотик-антидепрессант, вот она сейчас и скачет стрекозой, а как только действие кончится, снова свалится в тоске и ужасе.
Но