– Налей мне коньяку…
От нее пахло крепкими духами и здоровым свежим потом. Чуть растерявшись – сообразил уже, что, несмотря на его благородный порыв, чертов спектакль все же шел по накатанной, – Петр налил ей рюмку, сердито сунул в руку и загасил сигарету в пепельнице, раздавив по дну.
Выпив коньяк, Катя придвинулась к нему вплотную, в полумраке Петр перехватил ее вопросительный, ожидающий взгляд.
И сидел сиднем, с напрочь отшибленным соображением.
– Что-то не так? – тихонько спросила Катя. – Мне лечь или…
Он боролся с собой. Одна половинка сознания гнусно напоминала, что он, как ни крути, есть теперь Павел, законный супруг, вольный вытворять все, что заблагорассудится. Другая, засевши на руинах былой порядочности, настырно твердила, что не стоит превращаться в законченного подонка. Так и не уловив, видимо, суть его колебаний – да и откуда ей знать правду?! – Катя, подобрав ноги, легла на диван и, приподнявшись на локте, повторила:
– Что-то не так?
– Все нормально… – ответил он сдавленно.
– Иди ко мне.
Платье открывало ноги, упало с плеч… Не было сил бороться с собственной душой, жаждавшей эту женщину, как никогда прежде. Он склонился над ней, подавшейся навстречу, оказался в ее объятиях, ладони скомкали жесткую мешковину – и произошло. Грубо ворвался во влажную теплоту, впился губами в шею, ощущая ее каждой клеточкой, тесно прильнувшую, тут же колыхнувшуюся в заданном ритме. Катя тихонько застонала, окончательно сводя его с ума, сплела пальцы ни спине, отдавшись полностью, – и эта-то покорность, пылкое соучастие его и добили. Все кончилось, едва успев толком начаться. Петр едва не взвыл, ощутив окончательное и полное бессилие. Попытался спасти положение – но тут же понял: ничего не получится. То ли чертов спектакль отобрал всю силушку, то ли мальчишеский восторг от проникновения, то ли все вместе.
Сгорая со стыда, оторвался от нее, лег, чувствуя лицом обивку дивана, – и едва не вцепился в нее зубами, не в силах толком понять, на что же злится.
Катя легонько погладила его по волосам, притянула голову:
– Ну, не получилось… Не переживай. Ты же после больницы, я понимаю…
В ее голосе не было и тени разочарования – или ему только казалось? Прошло довольно много времени, прежде чем он рискнул поднять голову, лечь на спину, повторяя про себя по адресу Пашки все ругательства, какие только знал.
– Не мучайся, – мягко сказала Катя, – отдохнешь немножко, и все потом получится… Попробовать?… – она легонько прикоснулась.
– Не надо, – хрипло сказал Петр. – Потом. Что-то я сегодня… Катя…
– Что? – тихонько спросила она.
– Тебе самой-то все это нравится?
– Что?
– Не прикидывайся. Пьески…
Он почувствовал, как Катя на миг напряглась. Но в следующий миг ее голос прозвучал ровно, совершенно спокойно:
– Я привыкла, Паша. Как ты