– А что именно случилось с…
– Кажется, авария, – сказал Алексей Георгиевич. – Какая-то жуткая катастрофа, в которой Дина потеряла способность ходить и утратила свой неповторимый голос.
Тори кивнула. С Диной Егоровной всегда было сложно разговаривать. Звуки вырывались из горла Олеськиной мамы с невероятным трудом, она хрипела и багровела от напряжения, когда хотела что-то сообщить. Преодолевшие преграду слова вырывались из нее неразборчивым лаем, понимала Дину Егоровну только Леська, и в некоторой степени разбирала фразы Вира. И то – через одну.
Девушка и представить не могла, что эта искалеченная женщина скрывала в себе какую-то жуткую тайну. И сейчас она была уверена: исчезновение Леськи напрямую связано с этой непонятной историей, берущей начало еще до ее рождения.
– Она разве не объяснила вам, что случилось? И кто… Кто отец Леськи? Ой, простите, Олеси…
– Нет, – покачал головой Алексей Георгиевич. – Дина никогда не говорила ничего о себе. Я не знаю, откуда она появилась в нашем городе, и почему уехала так поспешно, словно за ней кто-то гнался. Что случилось с отцом девочки, и в какую аварию она попала? Не знаю. Она вообще сначала не хотела видеть меня, и заставить Дину принять помощь стоило невероятных усилий. Они вдвоем ютились в каком-то старом доме-развалюхе на окраине города. Без воды и канализации. Там я их и нашел после долгих поисков. А потом понадобилось нечеловеческое терпение, чтобы уговорить Дину переехать в квартиру, которую к тому времени мне помогли приобрести родители. Сам отправился на съемную, пока не смог купить вторую.
– Но Иван сказал, что Олеся продала…
Алексей Георгиевич покачал головой.
– У них ничего не было. Деньги на лечение всегда обеспечивал я. Не давал, нет, Дина никогда бы не взяла. Представлял дело так, словно смог выбить квоту. Дина верила – я работал в медицине, конечно, успел обзавестись полезными связями. Понимал, что поставить ее на ноги – нереально, но поддерживающая терапия, реабилитация могли облегчить ее состояние. Моя жизнь сосредоточилась на Дине, я отдавал все, что у меня было. А после похорон матери Олеся неожиданно кинула мне в лицо обидные слова. Вроде, как я ее отец, который бросил их много лет назад, а потом откупался за причиненные несчастья. Очень несправедливо,