Амут бросил на него взгляд, скрипнул зубами и кивнул:
– Как скажете, первый оратор.
– Поговорим на ходу, – предложил Каден (до его кабинета оставалось еще пятнадцать этажей). – Только пойдемте медленнее. Что там произошло?
– Кто-то проник во дворец.
– Это несложно, – заметил Каден. – Во дворец что ни день входят, должно быть, тысячи людей: слуги, гонцы, купцы, носильщики…
– Они сумели пробраться в Копье.
Каден попробовал это обдумать. В Копье Интарры вела одна дверь – высокая арка, прожженная, прорезанная или пробитая в несокрушимом закаленном стекле стен. Ее день и ночь охраняли эдолийцы.
– Ваши люди у входа…
– Копье не назовешь неприступной крепостью. Дела импе… – Он покачал головой и поправился: – Дела республики ведутся внутри. Люди входят и выходят. Я приказываю охране у дверей предотвратить явную угрозу, но каждого они останавливать не могут, это привело бы к несказанному затору.
Каден покивал, начиная понимать.
Копье Интарры было древним сооружением. Ни люди, ни даже летописи кшештрим не запомнили его создания. Архитекторы Рассветного дворца окружили его крепостью, не ведая ни кто, ни как, ни зачем выстроил эту башню. Кадену смутно вспомнилось, как в детстве его сестра читала том за томом в поисках разгадки тайны и в каждой книге находила свою версию, свои доводы и даже подобие доказательств.
«Иногда, – сказал ей наконец Санлитун, – приходится смириться с тем, что наше знание ограниченно, Адер. Возможно, истории Копья нам никогда не узнать».
Сам-то он, конечно, знал.
– Я открыл тайну твоему отцу о назначении Копья, – поделился с Каденом Киль много месяцев назад после возвращения в Рассветный дворец, – и открою теперь тебе.
Они вдвоем – первый оратор новорожденной Аннурской Республики и бессмертный историк-кшештрим – сидели, поджав ноги, под кровоточащей ивой у пруда в саду Вдовца. Ветер рябил зеленовато-коричневую воду, на мелких волнах играли блики. По ним перебегали тени от свисающих ивовых ветвей. Каден ждал.
– Башня – ее вершина – это алтарь, святое место, где наш мир соприкасается с миром богов.
Каден тогда покачал головой:
– Я много раз стоял на вершине башни. И ничего не видел, кроме неба и облаков.
Киль указал ему на бегущую по поверхности воды узкотелую букашку. Гладь проминалась под ее легким весом. Насекомое, перебирая длинными ресничками ног, скользило из тени в свет и шмыгало обратно.
– Для этой бегуньи, – сказал кшештрим, – вода непроницаема. Она никогда не пробьет поверхности. Никогда не узнает истины.
– Истины?
– Что существует иной мир: темный, огромный, непостижимый – прямо под кожурой знакомого ей мира. Ее разум не создан для осознания этой истины. «Глубина» для нее ничего не значит. «Влага» – пустой звук. Глядя на воду, она видит отраженные в ней деревья, солнце, небо. Ей неведома тяжесть воды, неведомо, как она теснит уходящего в глубину.
Букашка