– Анатолий Петрович, если бы я занялся самодеятельностью, тело Самушкина так быстро бы не нашли.
– Хорошо, – кивнул Рыкованов и ухмыльнулся. Сигарета медленно тлела в его узловатых пальцах. Он стряхнул пепел в перевёрнутый поршень и снова усмехнулся.
– Что, не верите? – сухо спросил я.
Он посмотрел на меня весело:
– Тебе-то? Тебе-то верю. Ты, Кирюша, человек искренний, потому большим начальником не станешь никогда. Не умеешь ты играть.
Я хмыкнул, но он весело сверкнул глазами: не обижайся, мол. На правду не обижаются.
– Анатолий Петрович, нужно обсудить вопрос усиления вашей охраны, – сменил я тему. – Посмотрите, как брат ваш ездит…
– Чего? – по его скалистому лицу пошли морщины смешков. – Думаешь, Дягилев совсем из ума выжил? Да он только пугать мастак. Эдика шлёпнуть – вот его потолок. Не…
Рыкованов потерял естественное чувство опасности ещё в зоне, и его демонстративное пренебрежение элементарными правилами казалось мне вызывающим. Впрочем, так он и дожил до своих лет.
– Что насчёт Орды думаете? – спросил я. – Назревает?
– Назревает, – пробубнил он, затягиваясь. – Который год уже. Посверкают бронёй, побарражируют, да успокоятся, – он вдруг рассвирепел. – А надо бы шарахнуть со всех орудий, чтобы сразу! Чтобы в зачатке! Там исконно наши русские земли, где веками жили славяне. Ещё в 1992-ом надо было присоединять их к России по старой границе империи, только нам тогда не до Казахстанов было, прозевали. А теперь мы всё в дипломатию играем! Всё национальные чувства задеть боимся. Вот и получили Орду! Да не орду, а кучку бандитов с саблями. Монголы проклятые или как их там? Сарматы!
Он приоткрыл окно и харкнул в узкую щель, откуда пахнуло шершавым заводским воздухом. Успокаиваясь, он подмигнул мне:
– Раз всё равно приехал, сходи в ЭСПЦ-2. Там Дрогин повстанцев метелить собрался, проследи, чтобы всё чистенько прошло. Нам ещё один труп не нужен.
Дрогина, начальника одного из отделов трудовой безопасности, я встретил за проходной возле управления главного энергетика. Он курил у машины, дожидаясь меня и своего зама. День был пасмурным и удушал не только влагой, но и нашими собственными выбросами, которые мы научились на замечать. Рубашка Дрогина вымокла на спине, и пятно напоминало сердце, что было иронично: сердечностью Дрогин не отличался.
Он был низкого роста и неопрятный, весь состоял из складок одежды и первых морщин, а хвост его поясного ремня торчал в сторону. Будь мы в хороших отношениях, я бы посоветовал ему заправиться и не позорить службу.
Он свирепо смотрел на меня из-под кудлатых волос, липнущих на потный лоб. Дрогин не любил меня, как не любили многие, кто вызрел на заводе и считал его своей вотчиной. Они не понимали, для чего Рыкованов внедряет в их структуры таких белорубашечников с высшим образованием и ментовским прошлым – последнее было для них чёрной меткой.
Но Дрогин