Старик встал с кресла. Он был невысокого роста и немного сгорбленным. Уоллес удивился бы, если бы выяснилось, что в нем есть хотя бы пять футов. Он был одет во фланелевую пижаму и старые тапки. К креслу была прислонена трость. Старик взял ее и, шаркая, направился к Мэй. Остановившись рядом с ней, он посмотрел на сидящего на полу Уоллеса. А потом постучал тростью по его лодыжке.
– А, – сказал он. – Вижу-вижу.
Уоллес не желал знать, что он там видит. Не надо было входить с Мэй в чайную лавку.
Старик спросил:
– Ты вроде как малость шебутной, да? – И снова постучал тростью по Уоллесу.
Уоллес оттолкнул ее:
– Может, хватит?
Но старик не прекратил своего занятия.
– Хочу кое-что объяснить тебе.
– Да что вы… – И тут Уоллес понял. Перед ним, вероятно, Хьюго, тот самый человек, к которому должна была привести его Мэй. Он не Бог, а, как она называет его, перевозчик. Уоллес не знал толком, чего он ожидал; возможно, представлял его в белых одеждах и с длинной бородой, излучающим ослепительный свет и с деревянным посохом вместо трости. А этому старику, казалось, тысяча лет. В нем было что-то такое, чему Уоллес не мог дать определения. И это… успокаивало? Или что-то вроде того. Может, происходящее было частью действа, которое Мэй называет переходом? Уоллес не понимал, зачем его надо бить тростью, но если Хьюго полагает это обязательным, то кто он такой, чтобы возражать ему?
Старик убрал трость.
– Теперь понятно?
Нет, непонятно.
– Наверное.
Хьюго кивнул:
– Хорошо. Вставай-вставай. Нечего рассиживаться на полу. А не то продует. И ты простынешь и помрешь. – Он захихикал, словно очень смешно пошутил.
Уоллес тоже посмеялся, хотя и через силу:
– Ха-ха. Ага. Очень смешно. Я понял. Это шутка. Вы шутите.
Глаза Хьюго блестели от неприкрытого удовольствия.
– Хорошо посмеяться, даже если не в охотку. Когда смеешься, не печалишься. Обычно оно так.
Уоллес медленно поднялся на ноги, с опаской глядя на старика и Мэй. И отряхнулся, понимая, как смешон в их глазах. Выпрямился во весь рост и расправил плечи. При жизни он выглядел довольно устрашающе. И не хотел, чтобы над ним издевались только потому, что он умер.
Он сказал:
– Мое имя Уоллес…
– А ты высокий парнишка, да?
Уоллес моргнул:
– Э… наверное.
Старик кивнул:
– Может, ты сам того не знаешь. Как там наверху погодка?
Уоллес уставился на него:
– Что?
Мэй прикрыла рот рукой, но Уоллес успел заметить, что ее губы растягиваются в улыбке.
Старик (Хьюго? Бог?) снова прошелся тростью по ноге Уоллеса.
– О-ох. Ладно. Все понятно. Думаю, с этим можно работать. – Он, наклонившись к Уоллесу, ущипнул его за бок. Уоллес вскрикнул и оттолкнул его руку. Хьюго, сделав вокруг него круг, покачал головой и снова встал рядом с Мэй,