– Хватит! – гаркнул Буран. – Не для того я домой спешил, чтобы брань вашу слушать.
Паводок встал с лавки:
– Пойдём мы с женой к себе. Устал я с дороги.
Стужа легонько пнула Зару под столом и показала глазами на выход. Та и сама рада была попрощаться.
За окном уже стемнело. Зарница зажгла светильники и облачилась в нижнюю рубаху из тончайшего, почти прозрачного хлопка, что дала ей Радуга. Оголённым плечам стало зябко. Зара прикрыла их, распустив косы. Вспомнила о подарке мужа. Гребень, хоть и предназначался ведьме, пришёлся ей по нраву. Он мягко скользил по волосам и словно протягивал за собой блик света. За расчёсыванием Пламень и застал жену, остановился, наблюдая заворожённо, протянул руку, коснулся пряди:
– Точно золото на плечи льётся…
И тут же отдёрнул пальцы, будто обжёгся. Весь подобрался, посуровел:
– Затуши лампы, я спать буду.
Зара послушалась. Пламень улёгся на сундук и долго ворочался. Всё же не выдержал и спросил:
– Ты Горлинку видела?
Зара не хотела говорить о встрече, но запираться смысла не было: ведьма сама расскажет, когда вернётся, и неизвестно, какими словами…
– Видела. Велела передать, чтоб не ходил к ней, пока свет не зажжёт.
– И всё?
– Ещё рукавицы передала. Только… – Ох, придётся до конца сознаваться.
– Что?
– Мы с Радугой сожгли их.
– Зачем?
– Чтобы чары в дом не пускать.
Зара зажмурилась, ожидая мужниного гнева. Но он вдруг рассмеялся:
– Глупые бабы, некоторые чары в огне раскрываются, – затем отвернулся к стене и тут же захрапел.
Зарница же так и сидела, поражённая. Выходит, ведьма власть над огнём имела, если он, вместо того чтобы очищать от скверны, служил для её тёмных дел.
Наутро Стужа заглянула с проверкой. Увидев сына с невесткой по разным углам, в сердцах хлопнула дверью:
– Не будет проку от этого опаления. Такой пустоцвет, что после разлуки к ней прикоснуться не тянет.
– Дай им время, молоды ещё, – ответил на ворчание жены Буран. – Через виток наберёт девка соков, тогда и посмотрим.
Глава 5. Обитель
По весне занемогла Радуга. Поначалу Зара не придала значения внезапной тошноте: мало ли чего съела сестрица. Но недуг не отступал, каждое утро ей становилось дурно от запахов еды. Вскоре вся стряпня легла на Зару. А Радуга слабела и даже подурнела: румянец на щеках сменила бледность, по светлой коже поползли ржавые пятна, а под глазами легли тени.
Причина внезапной хвори Радуги раскрылась в начале лета. Как-то вечером за разбором счётовых книг Паводок сообщил Бурану:
– Батюшка, Радуга тяжёлая, к зиме ребятёнка ждём. Тесно всем станет. Надо бы отстроиться нам да переселиться. Что скажешь, если дом, который у Смородинового пруда закладывался, подниму?
Стужа посерела лицом:
– Да что за надобность-то? Неужто дитя стеснит?
– Пока не стеснит, так ведь