У меня пропала охота говорить, я замерла в ожидании продолжения. До этой минуты мне никогда не рассказывали о моём отце. Нет, я слышала, конечно, что мама связалась с проходимцем, который, как это обычно и случается, бросил её, лишь только у неё начал расти живот, но то, что он был тёмным, точнее – тёмным магом, было тайной, которую дядя и тётя хранили все эти годы.
– Наша с Джесси мать, бабка твоя, была чересчур добросердечной. Не решилась прогнать со двора усталого путника в мороз и метель, пустила в дом, к столу пригласила. Никто ведь не знал, что он колдун. На вид – обыкновенный человек, без рогов и без копыт. Денег, говорит, у меня нет, но историй – хоть отбавляй, до утра могу сказывать. А кому в нашей дыре нужны все эти заморские мудрёные истории? Ясно кому – Джесси. Слушала она его болтовню, слушала, а наутро вместе с ним из дому и улизнула, только её и видели.
– Влюбилась? – робко прошептала я.
– Ага, как же! Тёмной магией он ей голову задурил. Они, говорят, умеют такое проделывать, что девки сами им на шею прыгают, а после – ничего не помнят. Одним словом – колдовство!
Видно было, как не хотелось дяде вспоминать всю эту неприятную историю, случившуюся с сестрой, но он твёрдо решил рассказать мне её на прощание. Чтобы я знала, кому спасибо сказать за своё безнадёжное положение. Выдержав с минуту, я снова подала голос:
– А потом?
Дядя вздохнул, сдвинул кустистые брови на переносице.
– Мы не думали, что снова увидим Джесси. Слыхали, что тёмные используют невинных девок в своих грязных ритуалах, держат рабынями, пока те не иссохнут от запретного волшебства. Но прошёл год – и твоя мать вернулась. С тобой на руках, ясное дело.
Я дёрнулась в тугих путах. Хотелось закрыть руками лицо, свернуться калачиком от пронзившей меня душевной боли. Почему, почему мне не рассказывали этого раньше? Что бы изменилось?
– И вы её приняли? Бабушка, Тилла и ты?
– Джесси была совсем слаба, едва держалась на ногах. А ты… Знаешь, говорят, что девки избавляются от тёмных детишек сразу после того, как родят. В лесу на пеньке оставляют или в речку бросают. Но это ведь сразу нужно делать, а тебе было уж месяца три. Глазастая, живая, тёплая. Обыкновенный ребёнок на вид. Ни уродства, ни родимого пятна, ни магии – ничего в тебе страшного не было. Бабка в тебя вцепилась, конечно. Внучечка первая, чего уж там.
– А мама? – нетерпеливо спросила я.
– Через неделю после возвращения слегла и больше не встала. Лихорадка у неё была, а она всё негодяя этого звала и звала, до самой последней минуты. Думала, он вернётся к ней. Тьфу, дура!
Дядя снова утёр глаза скомканной кепкой