А вот подруга Джека Лариска (так звала собаку мать Геннадия Люба, всегда мечтавшая о дочке, но из-за женских болезней не дано ей этого было) отчаянно всех прогоняла. Лариска с детства стала лесным животным, жила не в доме, не в конуре, а рыла себе норы, куда систематически таскала сворованные у хозяев и охотников вещи: то носок, то детскую игрушку, даже свою боксёрскую перчатку Геннадий нашёл в её норе.
Миска с едой, которую даже и ставила Люба не у конуры, а у норы, часто стояла с холодным супом или кашей, а собака ловила в кустах лесных мышей, бегала за зайцами, принесла раз маленького зайчонка. Лежал как мёртвый, потом пришёл в себя; Григорий соорудил ему клетку, кормил, а когда зайчишка подрос, выпустил в лес.
Весной у Лариски появлялись щенки, обычно пять. Она их прятала в норе, выводила уже повзрослевших; относилась к ним по-разному: выбирала обычно кого-то одного, холила, кормила, облизывала, других гнала от себя. Кормить новых членов семьи приходилось Любаше. Она искала им новых хозяев, и каждый год находить их было сложнее.
Раньше ещё один член семьи жил в доме: любимец всех кот Васька, который отличился ловлей мышей. Григорий раз по просьбе родственника отдал его временно, а вышло, что навсегда. Не смог прижиться кот в коммунальном доме. Всегда ласковый, Васька сначала проявил строптивость, кусался, когда ласкали, затем загрустил, отказывался от еды. Раз выбежал из открытой двери и пустился по лестнице, ведущей вверх, на чердак. Как ни звали новые хозяева, кот не спускался; и мясо, и рыба в его плошке оставались и затем заменялись: он бастовал. Позвали Григория, чтобы тот выманил Ваську с чердака и забрал с собой. На голос хозяина вышел, есть не стал, лёг и у его ног умер. После этого держать кошек в доме не стали, о Ваське помнили.
Григорий с Любашей радостно встретили сына, расспросам конца не было. Одобрили решение жить в городе и начать самостоятельную жизнь в общежитии: у Дарьи семья разрослась, дочь замуж вышла, пока Геннадий служил; её семья с ними живёт, да и внуков полон дом.
В городе снег подтаивал, а в лесу он лежал кругом. Взяв лыжи, вместе с отцом Гена решил пробежаться по лесу. Снег уже покрылся тонким настом, в детстве и без лыж по нему бегал. Небо серо-голубое, весеннее, ели не мёртвые, какие бывают летом, а живые, и тёплый жёлтый свет украсил сосны. А на этом дереве хорошо к зиме подготовились белки. Сколько под ним ошелушенных еловых шишек! А на полянке много сбегов. Зайцы, похоже, побегали тут. Солнечные лучи видны сквозь заросли, у ствола зимние опята. Люба зимой их порой на суп собирает.
– А полыньи в реке появились? – поинтересовался сын.
– Появляются, но бобров не видел. Поляна у реки выгорела у того места, где ты рыбачил. Костёр рыбаки не потушили.
Как же Геннадий соскучился по лесу, по хлопотам и заботе матери, её отменным пирогам. Лес успокоил душу, захотелось жить активно,